По серебряной глади немого канала
Наша лодка неслышно плывет,
У затопленных стен, у витринных опалов
И мешками забитых ворот.
И дробятся внизу отраженья балконов,
А вверху догорает закат…
Сзади, спереди, сбоку в отсветах зеленых
Лодки, лодки без счета скользят.
И застыл скорбных зданий темнеющий камень
В жидкой массе живого стекла,
Все так странно и тихо, как будто река нам,
Новый Китеж, мираж создала.
И так странен и тих ни на что не похожий
Этот город залитый водой
Здесь в окне были туфли из бронзовой кожи,
Пестрых тканей был — выбор большой.
Из домов на печаль зачарованных улиц
Смотрят пленники грозной реки,
Их надолго в квартирах промозглых замкнули
Сунгарийские волны в тиски.
И скользят по воде молчаливые лодки
Там, где люди гуляли вчера,
Где ревели машины и мчались пролетки,
По камням громыхая с утра.
И хоть сдавлено сердце рукою тяжелой
Так и ждешь, что мелькнет за углом
Тонкий профиль классической черной гондолы
И синьор над ажурным мостом.
От раскрашенных вывесок зыбкие змеи
Вьются кольцами в зеркале вод,
И где был тротуар в пене брызг коченея,
Молодежь по колено бредет.
Необычное слово твердим — наводненье…
Сотни раз повторяем подряд.
Сзади, спереди, сбоку в ритмичном движеньи
Лодки, лодки без счета скользят.
Не в нарядной живой позолоте,
Не в короне цветных янтарей,
Нынче осень подкралась в лохмотьях,
Грязной нищенкой ждет у дверей.
Пробиралась по тинным размывам,
Укрывалась в худых шалашах,
Ночевала по фанзам и нивам
В Сунгарийских вспененных волнах.
И голодная, в ссадинах, в ранах
Скудный харч завязавши в мешок,
Собирала незваных и званых
По канавам размытых дорог.
Черный город замкнули потемки,
В пустырях бездомовных орда,
Громоздят на обломках обломки
Наводненье, болезнь и нужда.
Но людского страданья не выпью,
Обреченным бессильна помочь…
И кричит на развалинах выпью
Желтоглазая хмурая ночь.
На коленях у беженки хворой
Смуглый мальчик измученный спит,
По известке, отбросам и сору
Бурый лист, распластавшись, шуршит.
Почерневшие астры поникли
На подточенном прелью стебле…
И столетье-ли, вечность-ли, миг-ли? —
Гибнут жизни в страданьях и зле.
Мелких льдин блестящие осколочки
На окне — как изгородь немая…
Из картонки маленькую елочку
Каждый год в Сочельник вынимаю.
Из бумаги или мха зеленого
Склеены искусственные ветки,
И хранят следы свечей прожженные,
Воск и пыль, печальных лет отметки.
Кто поверит? На Большой Конюшенной
Я ее когда то покупала
И в санях, медведями опушенных,
Мимо белого везла канала.
Она помнит Невских вод иголочки,
Летний Сад и черных галок стаю…
Из картонки маленькую елочку
Каждый год в Сочельник вынимаю.
Елочка… Насмешка рока странная…
Раскололись царства, стерлись лица
И рыдает вьюга в ночь туманную
Над забытой русскою столицей…
А она в Сочельник, тень бездомная,
Шевелит поблекшими ветвями
И твердит нам: Помню, помню я,
Что уже давно забыто вами.
Стихотворение в двадцать пять строк.
Четверть века прошло незаметно
С той поры как в морском городке
Листья пальм колыхали приветно
Черный веер на желтом песке.
Голубело загадочно море,
Лили розы свой вкрадчивый яд
И в Батумском нарядном соборе.
Совершался венчальный обряд.
Блеск мундиров и тонкая пена
Подвенечной воздушной фаты,
Треск свечей, шелест белого трэна,
Восковых флер-д-оранжей цветы…
Где той свадьбы теперь богомольцы?
Где толпа приглашенных гостей?
Покатились венчальные кольца
С тихим звоном в разгоны путей.
Разлетелись в осколки бокалы,
Блеск померк золотых эполет,
Пронеслись над Россиею шквалы,
Протянулся туман черных лет.
Дарит время отмеченной паре
Седины юбилейный убор
И в серебряной пенится чаре
Целой жизни змеистый узор.
Да… Прошло четверть века с тех пор…