Ей он всё высказал практически в лицо. И конечно, она ничего не поняла.
Последнее испытание. Индивидуально подобранное для нас двоих. Которое должно искоренить последний недостаток, последнюю брешь в защите. Что выделяет их из безликой толпы одногодок? Разве им не хватает воли, или отваги, или уверенности в себе, или верности приказу?
Что осталось уничтожить, чтобы превратить их в идеальных солдат?
Привязанность.
Я словно заново слышу его голос. В треске раскалывающихся поленьев в печи, в зверином вое бури за узким окном, в скрипе половиц, когда она бесцельно бродит туда-сюда, неприкаянная. Она что-то говорит, но от захлёстывающей моё горло ненависти я даже не могу разобрать слов. В каждом звуке мне чудится его вычурный, бархатный баритон, такой логичный, такой правильный. Ядовитый. Я ненавижу думать о нём, но каждый её шаг, каждое её слово, что пытаются меня отвлечь, запутывают мысли, вызывают во мне волну беспричинной, беспощадной ненависти. Ненависти к ней. И ещё больше - ненависти к себе. Я срываюсь. Кричу что-то, истерично машу руками, впопыхах хватаю куртку и выбегаю за дверь, на мороз. Глоток холодного ветра, точно ледяной нож. Мгновенно задыхаюсь, дрожащими пальцами натягиваю куртку на рукава. И рыдаю. Не плачу, одинокими, жалостливыми слёзками, а рыдаю, в запой, ручьями, проливающимися сквозь окаменевшие от мороза пальцы, замерзающими ледяными капельками на свежем пушистом снегу.
Вот так. Похоже, решила выплакаться разом за все последние десять лет.
Что там за наказание я для себя определила? А, всё равно. Смерть всё спишет.
Значит, ты уже всё решила?
Словно сквозь сон я слышу, как хлопает дверь в прихожей. Сжав зубы, крепче запахиваюсь, натягиваю толстые шерстяные варежки, кое-как обматываю шарфом лицо, натягиваю по глаза капюшон - и бреду прочь, сквозь бурю, проваливаясь по пояс в снег, забирающийся в сапоги, мокрыми комками бесчувственности обложивший ноги. В горле словно застрял огромный кусок льда. Вот, значит, как она себя чувствовала.
От этого не сбежать, Тами.
Я схожу с ума. Я погибну здесь, упаду в снег, и никто никогда даже не найдёт моего тела. Всё это будет напрасно.
Ххх. Мороз освежил мои мысли, вернул на место здравый рассудок. Но он не может избавить меня от этого глодающего сердце голоса.
Скажи, кто она тебе? Лучшая подруга, соперница, сестра? Дочка, этакая большая живая игрушка? Любовница?
Назови любой вариант, и мы найдём тебе десяток других, которые будут во всём этом гораздо лучше. Ты будешь жить, сменяя их, помня и храня в своём сердце, разделяя жизнь на много несвязанных этапов. Так, словно вместо тебя раньше жил совсем другой человек.
Ты будешь жить, ни о чём не жалея, только радуясь обретённому опыту.
Я смеюсь ему в лицо. Смеюсь, потому что мне страшно. Потому что иначе мне нечем будет ответить.
Кто она мне? Если бы я знала. Почему мы вообще оказались рядом? Как так вышло, что мы заметили друг друга и впервые пожали руки? Может, вся наша дружба - просто случайность, веление странных ветров судьбы, столкнувших нас вместе? Может, все эти годы мы оставались вместе только потому, что привыкли друг к другу???
Молчишь. Если таков твой ответ...
Мужчина достаёт из кармана рунную монетку, подбрасывает её в воздух и снова ловит. Вместо руны на монете изображено моё собственное стилизованное лицо.
Мы не заставляем тебя сделать выбор прямо здесь и сейчас. Подожди. Подумай.
Мы лишь не хотим, чтобы важное решение принималось в пылу битвы, когда у вас обеих может просто не быть выбора. Это - возможность заранее решить, кому предстоит выжить.
Отчаянные, яростные слова тонут в этом взгляде. Оценивающий, расчленяющий на части взгляд ясных, мрачно-серых глаз. Он сидит напротив в кресле, такой взрослый, рассудительный и строгий. Но он со мной на равных. Он смотрит на меня, не пытаясь давить авторитетом начальника, взрослого или посланника Бога. Он обращается ко мне, как к такому же человеку, как и он сам. Мы просто любезно, галантно беседуем. Я сразу же поняла, что он мне нравится как человек. Аккуратный, никогда не повышающий голос, может часами приятно поддерживать разговор, но в то же время чутко чувствует, сколько собеседнику хочется услышать, и не смеет утруждать его дальнейшим занудством. Приятный, располагающий к себе мужчина. К тому же, буквально чувствуется, что он благородных кровей. Такого хочется заполучить себе в друзья. Он распространяет вокруг себя ауру величественности, благородства, какого-то дорогого одеколона.
Я почему-то ещё держусь за что-то, за пустой воздух, за гибнущую надежду, что всё обойдётся. Я сама себе противна. Тогда, в уютной комнате Лицея, я даже слова не смела сказать против него. Сейчас, когда его угодливый, добродушный голос гудит у меня в ушах гулом снежной вьюги, я кричу в ответ те слова, которые могла сказать раньше - но всё оказывается впустую.