Ведь я точно знаю, что ты ни за что в это не поверишь. Я уверена в тебе, сестрёнка. Вот так.
Почему-то за все эти годы мне так и не хватило времени, чтобы сказать тебе это. По-настоящему, без недомолвок, мимолётных взглядов и отравляющего мысли раздражения. Сейчас, когда я смотрю на тебя, спящую безмятежно, такую беззащитную и прекрасную, и мои чувства напряжены до предела, я наконец-то могу высказать своё отношение к тебе кристально чисто.
Я верю в тебя, Маия.
Несмотря на всё, что там говорят или думают учителя, я верю, что ты способна обязательно переживёшь их всех и станешь самым чистым душой и сердцем рыцарем из всех. Потому что я знаю тебя. Ты пройдёшь все их проклятые испытания и не позволишь им изменить своё сердце. Ты не позволишь боли и горю превратить его в бессмысленный кусок льда, торчащий из груди. Я уже вижу, какой замечательной женщиной, верной и красивой, ты вырастешь - и улыбаюсь, довольная.
Может быть - надеюсь - в мире есть другие люди, похожие на тебя. Те, кто не склонились перед несправедливостью жестокого мира, но и не смотрят на неё сквозь пальцы, безразлично, считая смерть лишь весёлым развлечением. Если встретишь таких, держись их стороны. Только не позволяй мёртвым командовать собой. Поверь, когда я пишу это письмо, я уже точно знаю, что умру завтра. Я приняла это. Как бы жестоко это не звучало, не позволяй себе зацикливаться на воспоминаниях обо мне и том, что бы я одобрила, а за что бы отругала. Я всего лишь человек. Была им. И теперь мне уже всё равно... будет, а ты ещё жива. Ты такой же человек. У тебя есть полное право быть собой, такой, какой ты захочешь.
Только, прошу... береги себя.
И не вздумай винить себя ни в чём. Только это я тебе запрещаю, слышишь? Они всё решили за тебя. Им кажется, лучше, если один солдат расстанется с жизнью, чем если другой окажется не готов к безумной жестокости войны и в один важный момент засомневается. Сейчас, когда я знаю, догадалась про их тайный замысел, я чувствую, что ни за что не смогу осмысленно отправить тебя на смерть. Я просто не могу даже вообразить этого. Прости меня за то, что я скрыла всё от тебя, не дала тебе такого же выбора, что был у меня. Мне просто слишком тяжело. Пусть хотя бы для тебя всё случится неожиданно и как будто без возможности что-либо изменить.
Знаешь, как паршиво чувствовать это... как удавка сценария затягивается на шее, и меня на коротком поводке волокут на жертвенный алтарь. Потому что кто-то решил, что мы вдвоём ему не нужны. И, не задумавшись, убил меня. Одним безучастным словом. Или одной строчкой в приказе. Как будто я - просто кукла на верёвочке, которую можно обрезать и отбросить в сторону, изломанную, с вырезанной душой, не замечая таких настоящих слёз на размалёванном кукольном лице.
Похоже, не так уж и хорошо они меня обучили. Но, по крайней мере, не позволяй им обрезать твою ниточку. Не будь их призовой марионеткой, которую выставляют на красивой витрине, а потом, пересыпанную нафталином, засовывают в тесный дубовый ящик и бросают в чулане.
Ну вот. Обещала же, что не буду о них писать. Что поделаешь. Во мне не осталось сейчас ни капли силы. Я всё дарю тебе. Только выживи. Найди своё счастье. Найди того человека, который спасёт тебя от этих воспоминаний, или которого ты сама спасёшь.
Люблю тебя, сестрёнка. Твоё счастье - теперь и всегда моё счастье.
А я теперь принадлежу одной лишь смерти.
Тамия»
Маия уронила голову и безвозвратно разрыдалась. Перевернув бумагу, чтобы не намочить слезами дорогие строчки, она неожиданно заметила на обратной стороне листа ещё одну, маленькую приписку:
«Прощай, подруга сердечная,
Никогда с тобой не увидимся.
Не печалься и не кручинься,
Лучше парня найди хорошего.
Я помню всё. Каждое твоё слово. Каждое мгновение, проведённое рядом с тобой, отзывается нежностью в моём сердце. Знай, что я ухожу - со счастливой улыбкой, потому что ни о чём в своей жизни не жалею...»
* * *
Она вынула из рюкзака и ударила об стол тяжёлый, весь обледеневший предмет. Голову.
- Вот свидетельство моего прохождения испытания, - спокойно, бесчувственно заявила она в лицо глядящему на неё Невидимке.
Седой мужчина трясущимися движениями попытался привстать с кресла, опираясь на палочку, но был благоразумно остановлен своими телохранителями.
- Ты должна понять нас, девочка, - произнёс он почти жалобным, беззлобным голосом, который больше всего и подходил такому старому, усохшему старику, как он. - Ты должна понять, что у нас тоже не было выбора. На войне постоянно приходится посылать своих солдат на смерть, приходится жертвовать, кидать в топку всё новые и новые силы, пытаясь заткнуть дыру в обороне...