Матушевич обменялся удивленным взглядом с Брониковским: неужели непонятно?
— Я не подбивал вас на восстание, не брал с вас никаких обязательств и сам вам ничего не обещал. — Своими фразами Наполеон кромсал прекрасные надежды. — В Варшаву я вступил победителем, тем полякам я мог и должен был помочь, но повернись дело иначе…
«Я бросил бы их на произвол судьбы», — договорил за него Брониковский. Ему стало жарко, во рту пересохло и сильно хотелось пить.
— Не стану отрицать: у Франции нет и никогда не было лучших союзников, чем Швеция, Персия, Польша и Турция, но Польша — это та статья, на которой обрываются все переговоры с Россией, — продолжал Бонапарт, поясняя свои слова жестами. — Россия прекрасно понимает, что уязвима только со стороны Польши; теперь, когда Швеция уступила ей Финляндию, с севера Петербург защищен. Не моя вина в том, что в седьмом году Швецией правил безумец: я вынужден был разделить свои силы и отправить двадцать тысяч штыков в Штральзунд, где эти одержимые хотели высадить десант вместе с англичанами. Если бы эти двадцать тысяч были у меня при Фридланде, я перешел бы Неман и восстановил бы Польшу, хотя Австрия и была способна помешать этим планам, держа в Галиции наготове сто тридцать тысяч солдат. Однако восстановление Польши не так невыгодно для Австрии, как для России. Будь я русским императором, я ни за что не согласился бы ни на малейшее увеличение Варшавского герцогства, наоборот, я сражался бы с ним год, два, десять — сколько потребуется, чтобы уничтожить его. При этом я не могу не признать, что Россия много помогла мне в эту кампанию.
— Помогла! — вырвалось одновременно у Потоцкого и Матушевича.
Корпус князя Голицына практически бездействовал и нарочно продвигался вперед очень медленно, из-за этого Сандомир пришлось отбивать у австрийцев дважды, а осада Кракова затянулась так надолго…
— Вы возразите мне, что они не сражались так, как вы. — Наполеон заложил руки за спину, сделал несколько шагов, потом резко повернулся к депутатам. — Да, но почему? Потому что они должны были соединиться с вами — с вами, их природным врагом. Будь на вашем месте французы, русские были бы уже здесь: им нет дела до того, что Австрия обескровлена, лишь бы Польша не приложила к этому руку. Увидев же, что вы сражаетесь одни, без французов, они прекрасно поняли, что вы стремитесь к приращению своих земель, а на это Россия не может смотреть спокойно. Но и Франция не может ввязаться в войну ради вас, ибо для этого ей придется послать к вам на помощь сто тысяч, даже сто пятьдесят тысяч солдат — десяти тысяч вам будет мало.
— Но ваше величество! — взмолился Потоцкий. Наполеон остановил его, выставив вперед ладонь.
— Я знаю, что восстановить Польшу — значит вернуть равновесие в Европу, но этого невозможно сделать без войны с Россией, — отчеканил он. — Россию же можно будет принудить к этому, лишь полностью уничтожив ее армию.
Депутаты сокрушенно молчали, не зная, что на это возразить. Император заговорил снова:
— Князь Понятовский допустил оплошность, овладев Галицией не от моего имени. Русские никогда не вторглись бы в земли, охраняемые моими орлами. Провозглашать везде имя саксонского короля[2] — значит навлечь на этого государя новую войну — не как с союзником Франции, а один на один, между ним и Россией.
Он сделал еще несколько шагов по комнате.
— Вот вы говорите, что Россия в эту кампанию не сделала ни единого выстрела. А мне какое дело? Общая цель достигнута: повсюду, куда дошли русские, австрийцы отступили, без русских князю Понятовскому было бы не удержаться в обеих Галициях — Западной и Восточной. Разделив свои малые силы, он не преуспел бы нигде, объединив их, он оказался силен лишь в одном месте. Кстати, сколько жителей в Галиции?
Потоцкий переглянулся с Матушевичем.
— Я полагаю, свыше трех миллионов человек, ваше величество, хотя перепись населения давно не проводилась, — ответил он, и Матушевич согласно кивнул.
— Она не сможет выставить столько же войск, сколько Варшавское герцогство, — отрезал Наполеон. — Если вы поставите под ружье шестьдесят, даже семьдесят тысяч солдат, Франции всё равно придется держать наготове сто пятьдесят тысяч для их поддержки, чтобы Россия не вздумала напасть на вас. Вы должны понять, что в данный момент восстановление Польши невозможно. Я не могу ввязываться в войну, в которой у Франции не будет всех шансов на победу. Я не хочу воевать с Россией, тем более что она не вмешивается в мои дела в Испании, Португалии и Папской области.