- На базаре, скоро придет. Ты ел?
- Нет, со вчерашнего дня. Я принес печальное известие. Ее глаза сузились.
- Ты голоден?
- Хоу.
Сирэл принесла ему тушеного мяса, чай и глиняную чашку рисовой водки. Молча присев возле него, она положила руку ему на колено. Поев, он взял ее на руки и поправил косички.
- Ты сегодня такая тихая, снежинка.
- Ты тоже, Коэн-даджу.
- Хоу.
- Моя мама тоже молча сидит в другой комнате. Но я рада видеть тебя.
- И я тебя.
Неслышно вошел Фу Дордже. Сбросив накидку из овчины, он сел к огню напротив них.
- Я удивлен, что вижу тебя здесь, когда ты должен быть в Дхуала Химал.
- Все очень плохо, брат мой.
- Где твои друзья?
- Твоего брата Гоутина больше нет. Алекса тоже. Полу, может быть, удалось уйти.
Шерпа медленно скрестил ноги.
- Обвал, значит.
Его лицо с маленькими черными глазками оставалось невозмутимым. Он сделал знак Сирэл - она встала и быстро выбежала в соседнюю комнату.
- Над Чан-Шанем. Там, где тропа поворачивает на Муктинат...
- Но там нет опасности.
- Их убил Стил с какими-то тибетцами.
- Почему? - прошептал Фу Дордже.
- Потому что мы кое-что увидели.
- Увидели?
- Стил вовсе не собирался идти до Мустанга. В Баглине мы встретили тибетцев на лошадях. Стил захотел, чтобы мы пошли с ними по Кали Гандаки, опасаясь грабителей, как он сказал нам. На самом деле они везли в Тибет оружие, чтобы воевать с китайцами.
- Ну и что? Разве американцы не посылали по реке оружие тибетцам с тех пор, как китайцы впервые пришли в Тибет?
- Вот и Стил из этой компании, только скрывает. Стил с тибетцами везли на лошадях бомбу, разобранную по частям.
- Бомбу? А что это?
- Большой огонь, как солнце.
- Как же ты сразу не увидел этот большой огонь?
- Он был спрятан в металле. Потом бы они его выпустили на китайцев в каком-нибудь большом городе.
- Для чего?
- Он бы разрушил все дома, убил всех людей.
Фу Дордже недоверчиво покачал головой.
- В городе женщины, дети.
- Так уже было.
- Кто же это сделал?
- Американцы. Во время войны.
- Женщин и детей не убивают даже на войне. - Фу Дордже сплюнул в огонь, послышалось шипение. - Как тебе удалось уйти?
- Алекса и Гоутина они застрелили тут же...
- Как он умер?
- Мгновенно. Его тело упало в реку.
- А потом?
- Мы с Полом забрались на стену каньона и разделились. Он пошел вверх через горы к Торунгце.
- В той долине много тибетцев. - Поднявшись, Фу Дордже скрылся за занавеской.
Коэн снял очки и потер оставленный ими след на переносице. Фу Дордже вернулся.
- Моя семья поедет в деревню. Мы расскажем все жене Гоутина. Потом мы найдем Стила.
- Раньше я его найду, - покачал головой Коэн.
Фу Дордже взял его за руку.
- Ты здесь уже два года, ты стал нашим кровным братом. Ты не похож на других белых, которым мы носим кислород, палатки, еду, обувь и флаги, чтобы они устанавливали их на Вершине Мира. Ты не из тех, кто, взойдя с нашей помощью на гору, гордится только своей победой, хотя это возможно только благодаря нам. Ты танцевал на наших свадьбах и ходил в горы, как шерпа. Ты, так же как и многие из нас, говоришь на непали, и нам не обязательно говорить с тобой на нашем плохом английском. Но сейчас тебе лучше уехать из Гималаев домой.
- Я подожду здесь Стила и Пола.
Коэн надел очки и на какое-то мгновение ею взгляд задержался на желто-коричневой стене, на которой рядом с красной холщовой сумкой висела кукри.
- А что, если тебе пойти к гуркхи?
- Бессмысленно. Я видел у Стила пропуск до Мустанга, пропуск, который невозможно достать. Он скажет, что мы попытались его ограбить и что мы убили Элиота. Стил - американец, достаточно влиятельный, чтобы раздобыть такой пропуск. Бомба и оружие тоже американские.
- А твои люди?
- Я сейчас пойду к ним.
- Я не хочу, чтобы твои люди наказывали Стила.
Фу Дордже откинулся назад.
- Стил лишь крупица снега на Аннапурне; я убью его за то, что он убил моего брата. Но он не туча, посылающая снег.
- Он может рассказать нам.
- Расскажет, если знает и если мы будем убивать его медленно. - Фу Дордже наклонился перешнуровать ботинки из грубой кожи. - А Пол?
- Если он жив, то доберется до Катманду дня через два.
Фу Дордже встал.
- Я должен собрать семью оплакивать моего брата. - Он вновь посмотрел на Коэна. - Это вся твоя одежда? А ботинки?
- Все наши вещи остались у носильщиков и где теперь - неизвестно. Эту накидку мне дал один одноглазый старик, благодаря которому мы за одну ночь преодолели трехдневный путь.
- Это четри.
- Хоу.
- Нельзя доверять людям из долины.
- Он с гор.
Он быстро прошел по задымленным улочкам, увешанным ярким тряпьем и загаженным человеческими испражнениями, за которые отчаянно дрались собаки, и вышел на широкий бульвар, заполненный мотоциклами, рикшами, грузовиками и автобусами. Впереди за деревьями, поникшими от жары и пыли, показались величественные ворота американского посольства, охраняемые двумя морскими пехотинцами. Он замедлил шаг. "Что я смогу сказать на своем родном языке своим соотечественникам? Как я смогу объяснить то, что с нами случилось?"
Однако, взглянув на лица морских пехотинцев с тяжелыми подбородками, на бежевый четырехдверный "додж", стоящий перед посольством, он почувствовал себя спокойнее и увереннее. Это было так давно. Ему вдруг вспомнилось лицо матери, усталое и морщинистое, каким он видел его в последний раз, потому что уже ничего нельзя было увидеть в закрытом гробу с обугленными останками жертв авиакатастрофы. Он сошел с тротуара, и лицо матери в его памяти помолодело, кожа была еще не высушена суровой Монтаной. Вот он бежит к ней, она опускается на колени - так же, как он всего час назад с Сирэл, - чтобы оградить его от нападок старших мальчишек в этой новой стране, потешавшихся над его еврейской внешностью и ирландским акцентом и подкреплявших свои насмешки кулаками. "Ну, Сэмми, и ты научишься давать им отпор, конечно же".
Он переходил улицу, пехотинцы уже заметили его. Как давно он не испытывал этого странного чувства - некой благодарности за то, что вновь может стать американцем, частью могущественной и привилегированной всемирной структуры. Быть под защитой. Мужественные честные лица. Есть кому рассказать обо всем. Дверь посольства открылась и из нее вышли двое мужчин: один в коричневатой куртке, другой - в костюме. Стил, одетый в куртку, увидел застывшего посреди улицы Коэна. Схватив за руку своего спутника, он что-то прокричал, показывая на него морским пехотинцам, которые, словно пробуждаясь ото сна, рыскали взглядами вокруг. Один уже снимал с плеча винтовку, а Коэн все стоял, словно приросший к дороге.
Человек в костюме уже пересек тротуар - рука за полой пиджака, с ним пехотинцы. Стил, отойдя к дверям посольства, кого-то оттуда звал. Человек в костюме крикнул: "Стой!" - когда Коэн ударом кулака свалил его на землю и отобрал пистолет. Увернувшись от черневшего дула винтовки одного из пехотинцев, он ударил его босой ногой в пах, другого - пистолетом по голове так, что его фуражка полетела через улицу.
Из дверей в сопровождении еще нескольких человек выскочил Стил. Он вдруг остановился, увидев надвигавшегося на него с пистолетом в руке Коэна. Нажимая на курок, Коэн стрелял, целясь прямо в ухоженное лицо с тонкими губами, которое, исказившись, резко дернулось назад. Стена посольства окрасилась кровью. Бросив пистолет, Коэн пустился бежать по улице, оставляя позади деревья, грузовики и дома, отделявшие его от случившегося.
Узкие мрачные улочки кишели высыпавшими на них к концу дня людьми, покосившиеся здания бросали причудливые тени. Никто, казалось, не замечал его; босой, потрепанный и грязный, он отличался от многочисленной тощей и полуголой толпы лишь своей отросшей за несколько дней щетиной, некоричневым цветом кожи и вьющимися рыжеватыми волосами. Он сидел с бутылкой холодного индийского пива в дальнем углу дешевого замызганного бара, настороженно всматриваясь в лица проходящих мимо дверей людей.