Затем он вызвал сутулого юношу в очках, который проворными пальцами обследовал рану и, улыбнувшись, произнес не более трех слов.
- Рана глубокая, - перевел полковник, - но он подтвердил мою убежденность в том, что она не смертельна. Тебе, наверное, окажут помощь во Франции? - Вошел солдат с какими-то бумажками. - По закону мы отправляем безбилетников в их страну. Ты немедленно отбываешь на paquebot в Марсель. Полковник взглянул на часы. - В твоем распоряжении двадцать минут.
Солдат протянул Коэну французское удостоверение личности. В нем лежали сто- и пятидесятифранковые банкноты. Полковник подал ему ручку и желтый бланк.
- Распишись, - сказал он, - в получении своих ценностей. Поставь свое имя, месье Сегер. - Полковник улыбнулся. - Ты удивлен, что мы поймали тех, кто на тебя напал? И что у них все еще были твои документы и деньги?
Сдерживая тошноту, Коэн заскрипел зубами:
- Пожалуйста. Скажите, кто они! Они убили моих друзей... всех.
- Чушь. Забудь прошлое, стань другим человеком и тебе больше не придется их бояться. - Он улыбнулся, слегка наклонив голову. - Держись подальше от пристаней по ночам.
- Нет, я имею в виду...
- Я понимаю. - Полковник подтолкнул Коэна к двери. - Твое судно скоро отправляется.
- А Хассим?
- C'est un Arabe. Он будет отвечать по закону. - Полковник махнул рукой в сторону тюремного двора. - Тебе повезло, что ты француз и подлежишь депортации. - Солдат потянул Коэна за руку. Боль взлетела по руке к шее.
- Он же ребенок!
- Забудь о нем. И не пытайся с ним связаться. - Полковник показал на солдат. - Я приказал им стрелять, если ты вздумаешь бежать.
Коэн повернулся.
- Мне жаль, что с рубашкой так вышло.
- С рубашкой? - Полковник улыбнулся солдатам. - Я не знаю ни о какой рубашке.
Подпрыгивая на выбоинах набережной, "лендровер" подъехал туда, где был пришвартован paquebot, под кормой которого уже вспенивалась вода.
- Billet, quatrieme, - сказал солдат клерку, закрывавшему калитку, которая вела к тому месту, где был передний трап.
- Опоздали, - пробормотал Коэн.
- Деньги? - сказал клерк.
Коэн протянул ему сто франков. Тот дал сдачу и, наклонившись с причала к воде, крикнул кому-то внизу. Paquebot был ярдах в двухстах от берега, он разворачивался носом на север, из труб валил дым, вода бурлила под винтами.
Клерк повел их по лестнице вниз под причал. Чиркнув спичкой, он осветил коридор с его многочисленными отсеками. Он открыл одну из дверей. В ворвавшемся в отсек ярком дневном свете Коэн увидел темные пятна на бетоне там, где мальчик поранил палец.
К двери подплыла плоскодонка; солдат показал на нее. "Depeche-toi". Ткнув Коэна прикладом в спину, он толкнул его в лодку. Ее качнуло, и Коэн плюхнулся на сиденье. Один из солдат, смеясь, отдал ему честь.
Лодка стукнулась о корпус корабля. Из открывшейся двери спустилась веревочная лестница. Видневшиеся наверху у поручней головы людей были похожи на маленькие кружочки. Держась одной рукой, Коэн поднялся по лестнице. Матросы втащили его в дверь.
- Спасибо! - крикнул он, но лодка уже отплыла, фыркая мотором во вспененной судном воде.
- Билет? - равнодушно спросил матрос. - Quatrie me? - презрительно хмыкнул он. - La-bas, - и указал вниз. Другой матрос провел Козна по грязному трапу к дощатой двери в переборке и, открыв ее ключом, втолкнул туда Коэна.
- Это для животных, - сказал он и запер дверь.
Коэн оказался в широком помещении с низким потолком. Спертый сырой воздух своей вонью напоминал скотобойню. Горячие железные стены неравномерно вибрировали. Впереди в болезненно-желтом свете покачивались какие-то фигуры.
Глава 14
Он сделал три шага в глубь трюма. Оказавшись по щиколотку в мерзкой холодной воде, он отпрянул обратно к лестнице. Послышался женский смех.
- Ты не ошибся, mon brave, - крикнула женщина, - это не первый класс.
Вода тихо плескалась из стороны в сторону в такт покачивавшемуся корпусу судна. По ней плавали кучки соломы вперемешку с темными разбухшими шариками. Откуда-то из дальнего конца донеслись вопли и затем пронзительный хохот. Коэн сел на лестницу.
- Не располагайся там, - сказала та же женщина. - Это запасной выход на случай пожара или если понадобится вдруг покинуть корабль.
- А где же тогда мне сесть?
- Спроси хозяина. Может, он облагодетельствует тебя таким же стулом, как у меня, и всего за десять франков.
Из темноты появился сутулый араб в нижней рубахе и кальсонах, закатанных по колено. От его костлявых ног по воде под соломой расходились маленькие волны. Он улыбнулся; из уголка его рта стекала слюна.
- Тебе повезло, - сказал он, выставив челюсть и, шатая зуб, затолкал его поглубже в десну. Он повел Коэна по проходу между рядами стульев. Везде сидели арабы - старые, молодые, с детьми, цеплявшимися за стулья. Чем дальше они уходили от света вглубь, тем больше пространство вокруг наполнялось гортанной арабской речью, воплями детей, плеском воды о ножки стульев. Вновь до него донесся взрыв хохота.
"Он, видать, заразился от Исома", подумал Коэн.
- Немножко далековато, - сказал хозяин, - но тебе повезло - это последний стул. С тебя десять франков.
Порывшись левой рукой в кармане, Коэн вытащил оттуда монеты. Одна из них с всплеском упала ему под ноги. Присев на корточки, Коэн пытался отыскать ее в холодной жиже. Раздался отчаянный крик. Коэн от неожиданности подпрыгнул и опять уронил монету. Крик постепенно стих, сменившись тишиной. Он вновь подобрал монету.
- Кто это?
Хозяин почесал ладонь.
- Один из пассажиров. Уезжает из дома работать во Францию, всякому свое время.
- А почему ты смеешься?
- А что такого? Неужели жизнь такая уж серьезная? Вот смотри, какое у тебя хорошее место - как в цирке. Слышно, как испражняются слоны. - Взяв Коэна за локоть, хозяин подвел его к складному парусиновому стулу и, громко шагая по воде, удалился во мрак.
Он проснулся, весь дрожа. Одежда казалась холодной и тесной, словно он из нее вырос. Боль от удара головой о дверь переборки эхом стучала в висках. Плечо жутко ныло, но боль казалась какой-то чужой и словно не имела к нему отношения. Перед глазами мелькали лица, как лошадки на карусели: полковник, Хассим, Исом, мать, вытирающая натруженные руки о фартук в цветочек.
- Все хорошие люди умирают, - сказал им Коэн.
- Все умирают, - с улыбкой отвечали они. До него долетел дикий смех. Коэн почувствовал, как в нем начала подниматься чудовищной силы волна - она вдруг словно взорвалась, и по его щекам потекли слезы. Боль резко прервала эти ощущения.
"Это же Исом". Он потер лицо и удивился, каким шершавым оно стало. С треском вырвавшийся шлепок наполнил темноту мерзким сладковатым запахом. Звук стал стихать, но слышалось неравномерное шмяканье чего-то о солому. Затаив дыхание, он старался не дышать до тех пор, пока у него не застучало в голове, но запах не проходил. "Одиннадцать дней. Пол! Надо действовать спокойно, не торопясь. Остался последний отрезок. Почти все".
Убаюканный шумом машин, он спал и видел покрытый льдом гранит горных кряжей, расщепленных зелеными реками с плывшими по их прозрачным водам белыми лепестками кизила. Подобно лодкам, лепестки, подхваченные течением, кружились на золотистом от слюды мелководье в гибком переплетении водорослей. Маленькие рыбешки, шевеля красными жабрами, прятались за разбросанными валунами. Он с благоговением наклонился попить. Из воды на него смотрело отражение оленя с ясными карими глазами, в которых он увидел свое собственное миниатюрное лицо. Он отпрянул. Клэр с убранными кверху волосами сидела на затонувшем бревне.
- Ты можешь утонуть, - сказала она, распуская волосы и расстегивая блузку, пока не показалось ее бриллиантовое сердечко, сверкавшее, как маяк.
- Я видел его, - сказал он, - это берег Африки.