- Может быть. - Он схватил ее. - Что с Полом?
- Он не у них! Они так и не поймали его. Скорее, уже двадцать минут! Обхватив его за талию, она почти несла его.
Дорожка уперлась в деревья. "Выше". Он бросился вверх по склону, теперь уже бегом. Ничто уже для него не имело значения: ни боль, ни измождение, ни даже страх. "Я буду там завтра. Пол".
Глава 20
Дождь разливался по ветровому стеклу, как волны по палубе. Тени ветвей острыми стрелами вонзались в дорогу с обеих сторон. "Альфа" гудела, как корабль, ощущение движения то захватывало его, то отпускало, то вновь захватывало.
"Сегодня - тот самый день!" Коэн сидел в высокой траве около разваленной груды камней, они жались к земле в тепле и зелени. Дубы цеплялись за них своими потрепанными обнажившимися корнями. Там, где из земли торчали остатки стены замка, ему были видны в узкий оконный проем разбросанные повсюду камни. Из трещин в стене пробивались розовые и желтые маргаритки. Вокруг них жужжал коричневый мотылек с неясными очертаниями крылышек. Он метнулся вверх, вниз и превратился в колибри размером с ноготь его большого пальца.
Внизу между холмами поблескивала черная "альфа", невидимая с проселочной дороги, по которой одинокий велосипедист, налегая на педали, забирался на пологий склон. Коэн спустился по гранитным ступенькам, где жирные черные муравьи торопливо перебирались через усы земляники. Клэр сидела, прислонившись к южной стене, под meurtriere, и пила из бутылки вино.
- Да здравствует krasi, - сказала она, - с Пасхой!
- Так ты Руби или Клэр?
- Выбирай, что тебе больше нравится.
- Я выберу настоящее.
- Такого нет. Для тебя я была Клэр. А обычно - Руби.
Разморенный на солнце, он сел рядом с ней и заснул.
Солнце уже уползло за разрушенную стену. Она слегка толкнула его, в ее руке был хлеб с чем-то белым.
- Козий сыр из деревни, - сказала она, показывая вниз на просвет в горах с видневшейся в нем бледно-оранжевой черепицей. - Не налегай на вино. Я больше не потащу тебя.
- Тебе уже приходилось?
- Ты трижды отключался, пока мы добрались от дома до машины.
- Когда?
- Вчера вечером, в Белхене. Мы в двух часах езды от Парижа.
Кряхтя, он развернулся к солнцу и лег затылком на теплый гладкий камень. Над полуразвалившейся стеной синело безоблачное небо.
- Я останусь здесь.
- Тебе нужно отдохнуть; в городе мы сможем затеряться. Здесь же мы заметны. И полиция разыскивает нас.
- Полиция все время меня разыскивает. Мне плевать.
- Если бы я это знала, я бы предоставила тебя им.
- Кому это "им"?
Она достала из складки на джинсах крошку и отправила ее в рот.
- У нас будет время поговорить обо всем этом в Париже. - Потянув его вверх, она заставила его подняться и взяла под руку. Они спустились к "альфе"; она резко выехала задом на узкую тропинку, по бокам машины зашуршала трава. Перед деревней машина сбавила скорость, а затем быстро понеслась по длинной дороге, над которой смыкались одевавшиеся в молодую листву деревья. Вдоль обочины стремительно проносились их побеленные стволы.
Он проснулся от грохота грузовиков и приглушенного гула мотора сбавлявшей скорость "альфы".
- Где мы?
- Южная автомагистраль, Орли. С запада слишком рискованно.
Париж ошеломлял своими толпами, обилием машин, одеждой, аллеями деревьев, колоннами и яркими фасадами домов. Парк де Монтсури сверкал невообразимыми цветами. Бульвар Сен-Мишель рябил мелькавшими силуэтами людей: девушек на шпильках в пестрых платьях; молодых людей в темных костюмах, обменивавшихся торопливыми рукопожатиями возле уличных кафе в тени листвы; семей, возвращавшихся из церкви с дочерьми во всем белом. Аромат сдобного свежевыпеченного хлеба витал среди бензинных паров такси и синеватых выхлопов грузовиков и автобусов.
"С тех пор как Сильвии не стало, я не решался приехать сюда... с тех пор как я, бросив все, уехал в Гималаи, чтобы, забравшись в горы, затеряться где-нибудь там. Да, именно этого я и хотел: исчезнуть там, в холодной вышине. Но рядом оказались Алекс с Полом, и очень быстро лазанье по горам стало доставлять нам удовольствие. Нам нравилось находить такие места, где еще никто не бывал".
- Где тебе лучше всего укрыться в Париже? - Ее голос прервал его мысли.
- Где я бы не выделялся. На Сен-Жермене, среди туристов, одетых в полиэстер, "поэтов пивных баров", пятидесятицентовых гитаристов и пятидесятидолларовых проституток, южноамериканских эмигрантов...
"А может, - подумал он, - в Иль де ля Сите, где, пройдя по переулку, нужно подняться по узким каменным ступенькам, чтобы попасть в комнату, углом выходившую на реку? Где она, Сильвия, одеваясь перед старым поцарапанным шкафчиком, смотрелась в облезлое заляпанное зеркало, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону и спрашивая: "Это подходит к роли, Cheri?" Как больно было бы вновь увидеть это?
- Чересчур много полицейских, в основном в штатском, - сказала Клэр. Там логичнее всего спрятаться, и логичнее всего нас там искать. Ни одной дешевой гостиницы, а кормят всякой дрянью. Если это последние дни моей жизни, я хотела бы поесть как следует.
- Не корчи из себя героиню - это просто смешно.
- А ты не будь настолько глуп, чтобы мне не верить.
Она свернула налево на Де Гран Огустин.
- Поедем на Восьмую. Американское посольство и Елисейский дворец, бастионы свободы в несвободном мире... мы впишемся, как горошины в стручок. Мы могли бы приехать, скажем, из Де-Мойна.
- Слушай, зачем все это?
- Что это?
- Париж, "побег" со мной и прочее?
- Успокойся, Сэм. Я хочу рассказать тебе все порядку.
- Тогда придется повременить. Я ухожу.
Она бросила на него быстрый взгляд, ее голос вдруг стал низким.
- Ты можешь уйти, когда захочешь. Но было бы лучше, если бы ты выслушал то, что я хочу тебе рассказать.
- Лучше для чего?
- И для того, и для другого: остаешься ты или уходишь.
- Ты насквозь лжива.
- Ты мог бы быть служащим местного банка, а я посвящать себя нашей Учительско-родительской ассоциации.
- Что за чушь ты несешь?
- Я о Де-Мойне. О том, чем мы там занимаемся. Наша с тобой легенда.
- Неужели? - Она закусила губу.
- В то последнее утро в Ви.
- Вот поэтому я и уехала. Старик тебе рассказал?
- Это те, кого я убил на Сен-Виктуаре?
- Нет.
Сена, зеленая, как жадеит, извивалась под мостом Руаяль. К западу от Лувра виднелись увитые зеленью аллеи Тюильри и Елисейские поля. Одежда на людях здесь была изысканнее, машины - ниже и стремительнее. Она свернула налево, на улицу де Риволи.
Гостиница "Жан Мермоз" казалась неприметной даже в этом квартале. Вдоль узкой проезжей части теснились магазины одежды, ресторанчики и недорогие отели. Из окна их номера в гостинице был виден причудливый облезлый балкон, на котором играли дети.
- Крась свои волосы в черный цвет и отращивай усы, - сказала она ему, - мы подберем тебе голубой свитер и кожаную куртку. Ты сойдешь за ливанца. - Она звякнула ключом. - Я скоро вернусь.
- Куда ты?
- Принимать новый образ.
- Может, мне стоит пойти посмотреть, кому ты будешь звонить? - Он смотрел на необыкновенный разрез ее глаз. "Но меня все это уже не волнует".
- Ты же умер, - усмехнулась она. - Я перевоплотила тебя.
- Мне не совсем понятно зачем?
- Мне тоже. - Она поцеловала его и порылась в своем кошельке. - Здесь двести франков на случай, если я вдруг исчезну. А пока поспи.
Когда она вернулась, он не узнал ее и в испуге вскочил с кровати. У нее были черные короткие волосы, лицо приобрело евразийский оттенок и казалось круглее. Под черными бровями ее глаза были орехового цвета. Губы широко накрашены ярко-красной помадой; на ней был массивный черный свитер, бежевые свободные брюки и поношенные туфли с пряжками. Она показала ему мятый бумажный пакет. "Походила по комиссионкам". В пакете оказались сандалии, голубой свитер, безвкусный амулет под золото, японские хромированные <часы с браслетом. На дне лежало что-то маленькое и пушистое.
- Твои усы, пока не отрастут настоящие. Давай-ка займемся твоими волосами. - Она остригла ему завитые в Экс-ан-Провансе кудри и начала намазывать то, что осталось, черной краской.