- Продолжай.
- Ты сомневаешься, что я люблю тебя. Одной из причин моей любви явилось то, что ты никогда не говорил о той боли, которую тебе пришлось вынести, а больше уделял внимания моей.
- И какое же у тебя было задание?
- Ты значился русским агентом американского происхождения и, работая в горах американским проводником, собирал информацию о китайцах. Тебя готовили в Северной Африке и Париже, и предполагалось, что ты ездишь в Россию через Одессу и Владивосток. Ты только что выполнил задание в Непале, в результате которого ухудшились отношения между США и Китаем, и хладнокровно убил там трех американцев.
- Трех? Я убил только Стила.
- По сценарию ты убил еще Алекса и того, другого американца - как его звали?
- Элиот.
- Да. И если тебя схватит ЦРУ или Интерпол, то звучать это будет так. Будто ты убил этих трех и несколько непальцев. И ты будешь убит при попытке к бегству.
- Дальше.
- Я должна была познакомиться с тобой в самолете и увлечь тебя, если получится, и удерживать возле себя в Греции, если не там, то в Париже или Нью-Йорке.
- Зачем?
- Чтобы напасть на след твоего напарника. Я должна была попытаться узнать у тебя его местонахождение, оставаться возле тебя, разузнать, собирался ли ты с ним встретиться. Рауль также дал мне ознакомиться с досье Пола, известного своими антиамериканскими настроениями и, предположительно, совершавшего диверсии на американских базах в Европе.
- Ему бы это понравилось. Он, как и Алекс, был во Вьетнаме. У них обоих было много причин недолюбливать Штаты.
Коэн накрыл ее руку своей ладонью.
- Мне нужно знать, кто эти люди.
- Я помогу тебе, чем смогу. Но это против моего желания.
- Почему?
- Я знаю, к чему это нас приведет. К смерти. И никакой пользы от этого не будет.
- Я хочу расквитаться с ними за Алекса. И за Марию, и за Ким, и за Фу Дордже, и за его жену, дочь, сына, за...
- Кто этот Фу или как ты его назвал?
- Шерпа, чей брат был убит твоими дружками на тропе Кали Гандаки. И чья вина была лишь в том, что он узнал об этом. Тебе бы стоило посмотреть на его детей, лежавших под трупом их матери с перерезанным горлом, с плававшими в лужах их крови мухами...
- Не мучай меня.
- Эти инструкции - ехать в Калькутту, Найроби и т.д. От кого они исходили?
- Я числилась, почти символически, в одном из корпунктов в Брюсселе. Я уверена, что они вряд ли догадывались о том, что я делала там на самом деле, хотя их, наверное, удивлял мой график работы. Я упорно и много работала над своей ролью. И никогда не встречалась с тем, кто мне звонил.
- Звонил тебе?
- Вечерами по понедельникам я должна была быть у себя в квартире, находившейся в одной из новостроек на окраине. Иногда он звонил, сообщал какую-то информацию, задавал вопросы или просил меня достать что-то, запертое в определенном месте, для чего присылал мне ключи. Случалось, что он звонил и в другое время. Несмотря на то что они так активно занимались прослушиванием телефонных разговоров, мой телефон, казалось, их не особенно беспокоил. Первыми, с кем я столкнулась лицом к лицу, были Рауль, затем Макс и Эмиль на Крите.
- Где они?
- Бог их знает. Они просто подстраховывали. Когда я уехала в тот последний день в Ви, я направилась к их домику, чтобы отвлечь их от тебя на время, за которое ты мог бы исчезнуть. Позже Эмиль был очень рассержен и беспрестанно бубнил на своем корявом английском, что я погубила его и что ему теперь конец.
- Он был немец?
- Аргентинец. Я могла судить по тому, как он говорил по-немецки. Так же, как и Макс, который тоже утверждал, что он немец. Я оставалась у них в домике до тех пор, пока они не вернулись, взмокшие и чертыхавшиеся, и принялись связываться с кем-то по рации из своей машины. Эмиль отвез меня на "пежо" в Ситию и посадил там на первый автобус до Ираклиона, откуда мне было велено вылететь первым же рейсом в Афины, а потом - в Брюссель. Я ломала голову, как скрыться от них и попытаться разыскать тебя на Крите, но сомневалась, что у меня это получится, к тому же я понимала, что рискую навести их на тебя. Да и ты, наверное, убил бы меня прежде, чем я успела открыть рот. И с ними мне тоже было оставаться опасно, если судить по тому, как все складывалось. Вот я и решила отказаться от своего желания и подождать, пока не представится удобный случай. Я уже больше не ожидала увидеть тебя ни живым, ни мертвым. - Она сжала его руку. - Пойдем погуляем - у нас же медовый месяц; ведь сейчас апрель, и мы в Париже. Через несколько дней мы опять вернемся к своей обычной жизни в Де-Мойне, ты - в свой банк, а я - в свою ассоциацию.
- Молодожены не могут быть членами Учительско-родительской ассоциации. А что было, когда ты вернулась в Брюссель?
- Мне позвонили и сказали, что рассматривается вопрос о моем увольнении. Я понимала, что "увольнение" означало смерть - кажется, они в этих случаях отдавали предпочтение автокатастрофам. Поэтому я рассказала им о своем негодовании по поводу того, что Эмиль с Максом все сорвали, выдав себя и чуть не погубив меня; что ты уже был полностью в моих руках, пока они все не испортили, и о том, как я ненавижу тебя и пойду на что угодно, лишь бы мне дали какую-нибудь возможность. То же самое я твердила и Морту.
- А кто был тот, что повал под грузовик?
- В Афинах? Возможно, он был одним из них - тем, кого они называют "страховым наездником", о котором они мне намеренно не говорили; а может, он был из какой-нибудь другой группы, следившей за тобой.
- Но он ехал в аэропорт не за мной, а за тобой.
- Может быть, он хотел выяснить, куда я еду и, сообщив об этом кому надо, вернуться к тебе. А может, просто какой-то несчастный, раздавленный судьбой.
- Ты действительно собиралась уехать?
- Я хотела только бежать, бежать и бежать. От них и от тебя. Я была в таком смятении. Думала, что тебе будет безопаснее без меня, что я ставлю тебя под угрозу. Оставив тебя, я уже не могла вернуться к ним. Я прикидывала, как бы нам исчезнуть вместе, но понимала, что ты на это не согласишься. Когда я позвонила и узнала, что они решили убрать тебя без моей помощи, я увезла тебя на Крит, сказав им, что ты сам на этом настоял. Боже, какое это было напряжение - все это было сплошной нервотрепкой, давай наслаждаться этими мгновениями. - Она взяла его под руку, и они вышли из ресторана в полумрак ночных фонарей.
Когда они перешли улицу Мермоз, их остановил полицейский в черной форме с поднятым автоматом.
- Ваши документы?
Коэн уставился в мрачно зияющее дуло. Она схватила его руку.
- Pourquoi, Monsieur? - воскликнула она.
Наклонившись, полицейский заглянул в ее лицо. - Вы арабы?
- Конечно же нет. Почему вы спрашиваете? Почему вы наставляете на нас оружие?. Во Франции теперь так принято - угрожать туристам на улице?
- Вы знаете, где находитесь? - Полицейский махнул рукой в черной перчатке в сторону переулка напротив них. - Это же посольство Израиля, разве вы не знаете? А я здесь для того, чтобы его охранять.
Бело-голубой флаг свешивался с длинного желтого здания посередине улицы Рабеле.
- А мы не знали, - сказала она. - Мы сами евреи.
- Откуда?
- Из Англии.
- А Ваш приятель?
- Он не говорит по-французски. Он тоже англичанин.
- Ваши паспорта, пожалуйста.
- Мы из ЕЭС...
- Ваши документы?
- Они остались в номере. Принести?
- Где это?
- На этой же улице, в гостинице.
- Я пойду с вами. - Перейдя улицу, он что-то сказал другому полицейскому, у которого тоже висел автомат.
- Чья это идейка была прикинуться ливанцами? - зашептал Коэн. Восьмая улица, такая тихая и неприметная, и за углом это чертово израильское посольство. - Он прикусил губу. - И еще эта проклятая полиция.
Взглянув на него, она улыбнулась.
- Успокойся, мы что-нибудь придумаем. Полицейский вернулся к ним.
- On у va?
Провожаемые любопытными взглядами прохожих они подошли к гостинице. Полицейский, тяжело ступая и держа автомат наготове, поднялся за ними по лестнице. У двери Коэн нагнулся, чтобы вставить ключ. Полицейский остался стоять на лестнице, поставив одну ногу на площадку.