Резкий толчок, едва не сломавший одну из лыж катамарана, вывел Танаева из задумчивости.
Становилось слишком темно, и дальнейшее движение было слишком опасно. Под ровным снежным покровом местами скрывались высокие ледяные нагромождения. Налетев в темноте на одну из этих ледяных глыб, они могли лишиться своего судна.
Посовещавшись, решили остановиться на ночлег.
Погоня им больше не угрожала. До Валама оставалась пара сотен миль, и уже завтра они должны были увидеть его древние стены.
После полуночи ветер немного стих, тучи разошлись, и в просветах время от времени выглядывала бледная, ущербная луна.
Ночевать решили внутри катамарана, не разбивая наружного лагеря. В трюме было достаточно места для трех спальных мешков. Тонкий корпус лодки не был способен сохранить тепло, зато неплохо защищал от ветра.
Первым выпало дежурить Альтеру, но где-то далеко за полночь, когда сон был особенно крепким, он растолкал Танаева, и тот долго недоуменно таращился на часы, до начала его смены оставалось еще часа два.
— Есть связь с монастырем... — хриплым шепотом произнес Альтер, оглядываясь, словно доверял Танаеву немыслимую тайну.
— Почему ты не разбудил меня раньше? Что они говорят?
— Они ждут нас и до прибытия отказываются вести какие бы то ни было переговоры.
— Так вызови их еще раз! Я хочу поговорить с настоятелем.
В ответ Альтер лишь отрицательно и печально покачал головой.
— Я не могу этого сделать. Они заблокировали мой канал. Они мне не верят, как не поверил и мэр Петроводска. Я не знаю, что нас ждет в Валаме. Вполне возможно, то самое «очищение», о котором говорил Платонов.
Танаев окончательно проснулся, долго вопросительно смотрел на Альтера, ожидая продолжения, но тот упорно молчал.
— Может, все же пояснишь, что это такое? Что собой представляет это самое «очищение»?
— Тех, кто контактировал с модорами, сжигают на костре — при малейшем подозрении на психомонтаж.
Может, это и покажется вам жестоким, но именно это правило позволило монастырю столько лет уберегать нашу общину от проникновения модорских посредников.
Глава 35
Они увидели стены монастыря и его древние башни задолго до того, как приблизились к нему на расстояние полета стрелы. Солнце, словно решив вознаградить их за долгий и трудный путь, прорвало пелену облаков и покрыло красноватыми отблесками невысокие кряжистые башни монастыря, сложенные из серого, плохо обработанного камня.
— Хорошая примета! — воскликнул Годвин, приветствуя появление солнца приподнятыми и сведенными вместе ладонями. Древний жест, сохранившийся в течение долгих веков и пришедший из языческих обрядов идолопоклонников. Танаев промолчал, не желая показывать свое истинное настроение. Тревожное предчувствие не покидало его с той самой минуты, как монах рассказал об обряде очищения.
Сам же Альтер, повернувшись к Танаеву, пробормотал так, чтобы его не слышал Годвин:
— Кровавый цвет солнца не предвещает нам ничего хорошего.
— «Иди навстречу своей судьбе, если не можешь ее изменить», — так говорил один из моих учителей, много веков назад, — ответил Танаев. Альтер долго молчал, потом усмехнулся, глядя на солнце:
— Пусть Бог даст вам силы принять достойно вашу судьбу, какой бы печальной и несправедливой она вам ни казалась.
— Ты говоришь так, словно тебя самого наша общая судьба не касается.
— Мою судьбу определяет община, — и каково бы ни было ее решение, я приму его с радостью. Вам, лишенным веры, сделать это будет намного труднее.
За последние несколько часов в поведении и настроении Альтера произошла резкая перемена. Танаеву это не нравилось. Он пытался понять причину, но, кроме того, что Альтер знает о том, что их ждет за стенами монастыря, гораздо больше, чем говорит, — ничего не приходило в голову.
За время долгого совместного пути по ледяной пустыне, с того самого момента, как он спас монаха от страшной смерти, его отношение к этому человеку менялось несколько раз, и до сих пор он оставался для Танаева загадкой.
— Я не могу согласиться с тем, что Валамское братство, каким бы могущественным и уважаемым оно ни было, имеет право решать нашу судьбу.
— Наше мнение не так уж много значит, когда приходится сталкиваться с внешними силами, намного превосходящими наши собственные.
Танаев ничего не ответил на это, лишь еще больше нахмурился и подумал, что никто не в состоянии определить подлинное соотношение противоборствующих сил до тех пор, пока они не столкнутся.