Такой же камень, значительно меньшего размера, был в кресте Альтера, и Танаев мгновенно понял, какой запредельной силой может обладать эта, с виду совершенно безобидная вещь.
Танаев не двигался, всю свою волю сосредоточив только на том, чтобы устоять на ногах, не рухнуть ниц, под ноги этому старцу, в глаза которого он так и не посмел взглянуть.
— Наемному убийце не место в нашей обители, — тихо произнес Александер, мельком взглянув на бледного, как смерть, Годвина.
— В таком случае откройте ворота, и мы уйдем. Здесь, как я понимаю, не слишком рады нашему появлению! — Голос Танаева звучал почти ровно, ничто в его интонациях не выдавало состояния Глеба.
— Молод и в то же время стар, обожженный злом, живой и мертвый одновременно... — констатировал Александер, даже не взглянув на него. — Книга пророчеств говорила правду. Что ты об этом думаешь, человек, пришедший к нам с далекой звезды?
— Я не мастер разгадывать древние пророчества.
— Зачем ты здесь? — Теперь Александер обращался только к нему, и Танаев старался не отводить взгляд от складок его плаща на груди.
— Мне нужен ответ.
— Я знаю, какой ответ ты ищешь. Но я спросил тебя о другом. Зачем ты вернулся на планету, захваченную злом, что тебе до нее?
— У каждого человека должен быть дом! Эта планета была и остается моим домом!
— Хороший ответ, хотя ты давно уже не человек.
Не поворачиваясь, лишь сменив интонацию и слегка повысив голос, архимандрит обратился к служке, оставшемуся у двери здания, из которой появился Александер:
— Проводи наших гостей в их кельи. Завтра, когда они отдохнут после трудного пути, я побеседую с ними.
Альтер, словно отделенный от всех невидимой чертой, стоял на коленях, низко опустив голову, и в его позе читалось отчаяние. Что-то он сделал не так, чем-то не угодил своему верховному вождю, и тот сделал вид, что даже не заметил его присутствия.
— Могу я быть уверен, что с моими друзьями здесь ничего не случится? — спросил Танаев, впервые осмелившись посмотреть прямо в лицо Александеру, и сразу же утонул в глубине его голубоватых, выцветших от времени глаз. Хотелось целовать край его плаща и выть от восторга. Но Глеб ничего этого не сделал, лишь стоял, не двигаясь, в ожидании ответа.
— Молод и нахален. Смел и настойчив. Возможно, со временем из тебя выйдет толк, человек, сумевший сбежать от самого Хорста.
Александер замолчал, и недовольная старческая складка в уголках его губ неожиданно напомнила о возрасте этого человека. Затем он все-таки ответил:
— В нашей обители ни с кем не случается ничего плохого, разумеется, за исключением тех случаев, когда в этом появляется необходимость.
Закончив эту загадочную фразу, Александер исчез. Только что он стоял перед Танаевым, и вот его нет. Лишь редкие снежинки, непрерывно сыплющиеся с неба, все еще старались не задеть человека, которого здесь уже не было.
Глава 36
Едва закончилась парадная часть странного приема, как гостей развели по разным кельям. Та, которую отвели Танаеву, оказалась сырой и холодной. Возможно, поэтому он долго не мог уснуть. Но, скорее всего, причиной его бессонницы была тревога и то необъяснимое напряжение внешней силы, ощущение которой не покидало его с того момента, как за ними опустились ворота Валамского монастыря.
Проворочавшись в жесткой постели часа два и поняв, что уснуть все равно не удастся, Танаев решил, по крайней мере, выяснить, является он здесь пленником или все-таки гостем. Тем более что выяснить это было совсем просто, достаточно подойти к двери и попытаться ее открыть, что он и сделал, совершенно беспрепятственно.
В темном и длинном коридоре, освещаемом единственным факелом, потрескивавшим в самом его конце, никого не было. Никто не стоял за дверью Глеба, никто не мешал ему покинуть келью.
Он дошел до середины коридора, который в этом месте пересекал другой коридор.
Здания Валама, массивные снаружи, вполне оправдывали это впечатление и изнутри. Где-то здесь был поворот, ведущий к келье Годвина. Нужно было проверить, все ли у Годвина в порядке, раз уж появилась такая возможность. Альтера увели куда-то вниз, но Годвина поместили здесь, на одном с ним этаже, и Танаев запомнил дорогу к его келье.
Свернув в еще более темный коридор, свет в который лишь слегка просачивался от единственного факела из соседнего коридора, Танаев неожиданно ощутил здесь чье-то присутствие, а через десяток шагов понял, что не ошибся, различив в полумраке две неподвижные, словно изваяния, фигуры монахов, стоявших по обеим сторонам двери кельи, в которой поместили Годвина.