— Ахметов…
Сердце пропустило удар — не спит. Почему не спит? Работы много? Или обсуждает с кем-то внезапно поменявшиеся планы на завтрашний день?
— Здравия желаю, Воронцов.
Секундная заминка — уже лучше. Если он в заговорщиках, он бы не вспоминал, кто я такой, моя фамилия была бы у него на слуху.
— Ах да. Помню. Я полагал, вы на югах, сударь…
— В городе проездом. Нам нужно встретиться и переговорить тет-а-тет. Немедленно.
— В два часа ночи, сударь?
— Да, сударь, срочное и не терпящее отлагательств дело, связанное с эмиратом Бухарским, точнее — с наследником эмира Бухарского.
— Дело? А что с ним?
Я внезапно понял, что Ахметов не один, и те, кто у него сидит — он не хочет, чтобы они понимали, о чем идет речь.
— Он убит. Сегодня вечером. Неизвестными.
Если не знаешь — делай вид, что знаешь.
…Те люди, которые сейчас у вас, могут быть причастны к этому. Даже наверняка причастны. У них общие дела — как думаете, какие?
— Я… вас понял, сударь. Но, к моему сожалению, я сейчас несколько… не свободен. Если возможно, перезвоните завтра… на работу… с самого утра. Мы договоримся… об аудиенции…
Значит, он не на работе. Как бы сказал поручик Ржевский юной Наташе Ростовой — намек понял…
— Я вас понял. Я позвоню вам домой и постараюсь узнать ваше местонахождение. Потом я приеду. Если можно, задержите их.
— Да, хорошо. Договорились. До завтра…
Твою мать! Ненавижу плестись в хвосте событий! Тот, кто реагирует на события — уже наполовину проиграл.
Свернул к обочине — тут движение уже было позволительным, а говорить по телефону и вести машину я уже не мог.
Вышел в Интернет — зря, что ли, оплатил безлимит? В городской телефонной книге нашел домашний Ахметова, кроме домашнего был только один телефон — приемной. Префикс станции — пятьсот пятьдесят три — указывает на станцию правительственной связи. Сведений о владельце номера тоже мало: Ахметов Ф.Ф., тайный советник…
Надеюсь, Ксения, ты простишь меня за это.
— Алло… — голос заспанный, понял — хозяйка.
— Покорнейше прошу простить за поздний звонок, сударыня. Господина Тайного советника пригласите к телефону.
— Но… его нет.
— Сударыня, он нам срочно нужен. Телефонирует Зимний. У нас чрезвычайная ситуация.
Думаю, на телефоне постоянного товарища министра внутренних дел такие звонки не редкость. И надеюсь, что спросонья дама не посмотрит на определитель.
— Господи… он поехал в Парголово, на дачу… когда это все кончится…
Ясно: лодка любви наткнулась на мель повседневности. Среди чиновников, занимающихся вопросами безопасности, количество тех, у кого за плечами хотя бы один развод, либо не состоящих в браке — семьдесят процентов.
— Покорнейше прошу простить, сударыня, мы пошлем машину. Не соблаговолите ли напомнить номер дачи…
Женщина сказала номер дачи и бросила трубку.
Бинго… — как говорят североамериканцы, когда выигрывают миллион долларов в лотерею…
Теперь надо было разобраться с оружием.
У меня было пять пистолетов и револьвер, но ни одной снайперской винтовки или пистолета-пулемета, которые могут пригодиться. И оружейные закрыты, как назло — а до утра не ждет…[1]
За неимением гербовой — пишем на простой.
Армейская «беретта», тяжелый охотничий револьвер, миниатюрный «NAA», офицерский «кольт» и два германских «сиг-зауэра» с магазинами повышенной емкости. За неимением кобуры — «NAA» я сунул в носок, револьвер перезарядил патронами «45 кольт-револьверный» с плоской головкой — они охотничьи, кладут сразу и насмерть. Дозарядил «беретту», она была моя, и к ней были патроны и запасной магазин — в таком комплекте она продавалась. Она и будет основной. Длинный, тяжелый и точный пистолет, построенный не на схеме «браунинга» — потому он точнее. И пятнадцать патронов в магазине. «Кольт» — будет на всякий случай… пусть лежит в машине, под сиденьем. Вот… так, и сверху заложу. Офицерский «кольт» в бардачок, толка от него мало, как и патронов. Оба германских «сиг-зауэра»… стоп!
Мне вдруг пришла в голову мысль, что из одного из этих пистолетов только что было совершено убийство. И я, имея этот пистолет при себе, являюсь идеальным подозреваемым. Хуже того… если графу Сноудону придет в голову сыграть со мной по-настоящему злую шутку, на какую англичане великие мастаки, то это несложно будет сделать: анонимный звонок в полицию, описание меня и машины — а машину он видел; меня задерживают с шестью пистолетами в машине, в том числе и с тем, из которого совершено убийство. Полицейский, конечно, опознает доброго барина, который дал ему сто рублей на поминки покойного, а полицейские из Бухары припомнят, что у меня с покойным было небольшое собеседование по вопросам чести, касающееся Люнетты. И вот я уже главный подозреваемый в крайне неприятном деле об убийстве, в котором против меня все улики. Еще та девчонка у дома… когда я подстрелил этого британского шутника — она могла видеть и меня, и мою машину. И что мне было тогда делать? Стрелять в нее? Объяснять, что сей подстреленный мною субъект — британский шпион?
1
Для наших времен эти слова выглядят дико. А вот князь Воронцов, вероятно, сильно удивился бы тому, что офицер не может купить пистолет для ношения вне строя, что в полиции оружие выдают только на задержания, что на людей, желающих купить оружие, смотрят, как на потенциальных убийц. Он просто не понял бы, как такое вообще возможно — ведь в Российской Империи было принято доверять людям, а не подозревать в дурных помыслах без всякого на то основания. Так что — если бы это была не ночь, а день — князь спокойно пошел бы в оружейный магазин и по своему офицерскому удостоверению купил бы пистолет-пулемет.