— Я не понимаю, о чем вы. Я не маг, я чародей, — шмыгнула носом, — что вы сделали со мной, с моими силами, где остальные чародеи? Там, ну вы знаете, о чем я спрашиваю.
Последние слова я уже просто прошептала.
Что, черт возьми, происходит? Почему они думают, что я маг? Что случилось с остальными чародеями? Что с моим братом? Медленно, но верно я начинала осознавать происходящее с убедительностью надвигающегося поезда, причем понимая, что встречать на перроне мне некого. И никто не встретит меня.
— О, малышка! Мы их убили, всех. Если хочешь, могу провести экскурсию, их внутренности до сих пор украшают местную флору.
Ненавижу Маркуса! Ненавижу его! Как можно быть таким жестоким? После его слов у меня похолодело все внутри. Грудь сдавило, и я не могла даже вздохнуть. Я осталась одна. Одна в ситуации, выхода из которой нет.
То есть я больше не увижу своего брата? Я вспомнила, когда видела Ремиса в последний раз. Он тоже почувствовал, что операция пройдет неудачно? Они и его убили? Боги, нет! Мой брат! Мой единственный близкий человек! Нет, только не Ремис, только не он! Боги, пожалуйста, этого не может быть! Да, мы часто ссорились, но без него я не понимаю, как жить дальше. Я не смогу без него, он — все, что осталось от моей семьи. Ремис! Я должна о нем заботиться, нет… я не должна, но мы должны быть вместе, я не могу без него. Ремис… РЕМИС!!!
Внутренне я просто кричала, чуть не упала со стула, силы покинули меня, но «улыбашка» не позволил мне свалиться, поймал и жестко усадил обратно. Я даже не обратила на это внимания, думая лишь о братике, с которым мы столько пережили вместе, и, хоть я не могу сказать, что мы всегда прикрывали спины друг другу, слышать от «улыбашки», что Ремиса больше нет, было просто невыносимо.
Меня бросило в жар, казалось, что тело готово взорваться. На лбу выступил пот, кровь по венам побежала быстрее и нестерпимо стучало в висках. Не могу дышать, кажется, я задыхаюсь, а цепи только ухудшают положение. Кислород мне сейчас так же необходим, как огню, чтобы ярче гореть. Слезы теперь полились ручьем, я уже не могла это контролировать. Началась истерика. Внутренний жар, сдерживаемый цепями и окружением, уже невозможно было унять, слезы стали освобождением и успокоением. Страх смывался по мере того, как они градом проливались по щекам, скованность плавилась, прежние сомнения в том, кто я — маг или чародей, уже не имели значения. Все крутилось вокруг смерти брата.
— Фу! Прекрати, ненавижу бабские истерики! — Фыркнул Маркус.
— Что? Маркус при виде женских слез теряет силу воли, бодрящий дух и становится уязвимым? — Элли рассмеялась, но при этих ее словах маг только сильнее нахмурился.
Дориус взял Элли за руку и, притянув к себе, нежно поцеловал в висок.
— Полагаю, она нам сейчас ничего не скажет, у нее истерика, позволь Маркусу ее унести, — нежно прошептал Дориус.
— Согласна.
Элли приняла руку Дориуса и поднялась со стула.
— Маркус, будь любезен, отнеси ее в комнату на первом этаже. Дай ей воды и сними цепи.
— Снять цепи?
Я почти не следила за их диалогом, все мои мысли были только о Ремисе, но шок и неуверенность слышались в словах «улыбашки».
— Ты меня верно услышал.
— Но она…
— Сделай, как говорю, и поднимайся сюда, — прервала его Элли.
Маркус подошел ко мне, и наши взгляды встретились: мои глаза, наполненные слезами, и его, наполненные презрением. Я не ждала от него понимания, я почему-то подумала, что его взгляд обещает боль и что сейчас он опять меня ударит. Но удара не последовало. Он грубо схватил меня и вновь закинул на свое плечо, прошептал какие-то проклятья, после чего направился к выходу из комнаты.
Весь путь я не могла ни о чем думать, кроме как о брате, мне было плевать, как грубо меня кинул на плечо Маркус. Мне вдруг стало понятно, что во всем мире не найдется человека, которому было бы не все равно, что мне сейчас больно. Что теперь? Кто у меня остался? Мы с братом погибли на первой же нашей операции, технически я еще не мертва, но, вероятно, это ненадолго.
Я не заметила, как Маркус донес меня до комнаты. Резко открыв дверь, он дошел до кровати и небрежно скинул меня с плеча. Меня подбросило на матрасе, что немного привело меня в чувство и, все еще ожидая нападения от Маркуса, я уставилась на него, прикрывая себя руками.
Мы молча смотрели друг на друга: я в ожидании его нападения, а он просто с неприкрытой ненавистью. Ждать от него сказок на ночь не приходилось, но затянувшееся молчание начинало нервировать. Он еще какое-то время продолжал пялиться на меня, а затем резко развернулся и прошагал к шкафу у противоположной от кровати стены. Достал бутылку воды и кинул мне. Я едва успела ее поймать. Забыв о приличиях, я остервенело стала открывать бутылку зубами, затем впилась в нее и не отпустила, пока не осушила. «Улыбашка» все так же стоял и молча смотрел на меня, словно пытался что-то понять. И, вероятно, понял, поскольку заговорил тихим голосом: