— Я все помню, — я выпрямилась и поднялась с его колен, что заставило Кремера ослабить обхват на моей талии. — Помню, как убили моих родителей, а я не смогла уберечь себя и Ремиса; помню, как чародеи пытались нас обучать и позвали на эту первую и последнею для нас с братом операцию, где меня схватили маги, а потом Феликс сказал, что нас использовали для какого-то эксперимента и мы должны были сдохнуть, а позже ты пытался нас убить; помню, как Ремис сказал, что мы теперь должны жить своей жизнью, а в его глазах читалось обвинение; помню, как еще вчера думала, что все будет хорошо. Еще вчера я так думала!
Мой голос сорвался практически на ультразвук. А если добавить к этому еще и эхо в пещере, все вместе звучало жутко даже для моих ушей. Как только чародей ослабил руки на мне, я тут же упала в воду. Хоть вода и не холодная, но я была очень слаба, голова раскалывалась, тело дрожало, и держаться на поверхности стало тяжким испытанием.
Сколько ни пыталась, я не смогла дотронуться дна, бездна под ногами усилила мой ужас и, что странно, вызвала еще большую ярость. Я барахталась, пыталась куда-то плыть, но из-за кромешной тьмы ничего не могла разглядеть и плыла, сама не зная куда, главное — подальше от Кремера и его возможных комментариев по поводу моей жалкой жизни и никчемности. Вскоре я нащупала руками гладкую каменную поверхность, но зацепиться было не за что: ни выступа, ни впадинки. Где я? Это какая-то пещера? Все пытаясь как-то задержаться на поверхности и вцепиться в каменную стену, я услышала голос, он был все также раздражающе рядом:
— Это бесполезно, мы заперты в пещере, плыви на мой голос, здесь можно сидеть, а не барахтаться в воде.
Отказываясь повиноваться, я демонстрировала Кремеру, что могу проявлять волю, а не все время быть заложницей обстоятельств. Это первое. Второе: плыть самой в руки к чародею — это последнее, что должен делать разумный маг.
— Мне и тут хорошо, — огрызнулась я, ловя ртом воздух.
— Да, поэтому ты там захлебываешься, в чем, собственно, нет нужды.
— А с тобой рядом мне будет лучше? И ты даже не попытаешься меня убить?
— Ну по крайней мере не сейчас, если тебя это успокоит.
Вот уж успокоил так успокоил!
— А когда ты собираешься меня убить, позволь полюбопытствовать?
(Какого черта вода соленая? Ведь я падала в реку!)
— Будь хорошей девочкой и плыви сюда, на мой голос. Нам надо поговорить.
— О чем?
— О том, как выжить, ну как вариант.
Я на какой-то момент задумалась, что выбрать: разговор с Кремером или эту скользкую каменную поверхность, которая не дает мне возможности уцепиться за нее? Вывод, казалось бы, очевиден, но я все же маг, а Кремер — чародей. Выбор невелик: умереть от воды или от зелий! Но если взвесить все «за» и «против», то ясно, что сама я не выпутаюсь из этой ситуации. А если он меня сразу не убил, то, наверное, пока и не собирается.
— Хорошо, я отплыла достаточно, — сплевывая воду, ответила я ему. — Говори что-нибудь, чтобы был хоть какой-то ориентир.
— Ты довольно громко упомянула, что Ремис смотрел на тебя обвиняюще. В чем именно он тебя обвиняет?
— Не твоего ума дело! Когда я просила, чтобы ты говорил, я не имела в виду копание в моем прошлом!
Я развернулась и уже более спокойно плыла по направлению голоса Кремера: так вот, что чувствуют моряки, плывущие на зов русалок? Я — жалкая, правда, жалкая!
Было жутко, что под ногами бездна, но я предпочла просто плыть и слушать его голос.
— Ты сама сказала, что он смотрел на тебя обвиняюще. За что? Ответь мне, в чем твой брат может тебя обвинять?
— В том, что я…
Откровенно говоря, я сама не понимала. Я всегда ощущала себя старшей, а значит, ответственной за Ремиса. Когда мы были маленькими и у него возникали проблемы, он прятался за мою спину. Но когда мы повзрослели, в похожих ситуациях он просто игнорировал меня, только при этом смотрел на меня так, будто это я виновата в его проблемах. Это ощущение вечной вины за все, буквально за все, не отпускало меня. Мысль о том, что я никчемная старшая сестра, стойко засела в моей голове, и на подсознательном уровне я всегда и во всем обвиняла себя, и только себя, чтобы при этом Ремис ни делал. Наверное, именно отсюда моя неуверенность в себе, моя извечная боязнь всего и вся.
— Не знаю, — призналась я, — не уберегла его от проблем, свалившихся на наши головы.
— От чего ты могла его уберечь?