— Ну теперь, как я понимаю, от лжи чародеев, от убийства наших родителей. Рад? Тебе это нравится? Мучения детей-магов тебе нравятся?
Я стала немного успокаиваться, пока нервными движениями по воде приближалась к Кремеру, даже дрожь в теле начала постепенно исчезать. Или, может быть, я привыкла к температуре воды.
— Нет — вот ответ на все твои вопросы. Ты не смогла бы уберечь его от смерти родителей. Твои родители совершили ошибку, а вы были слишком малы, чтобы сопротивляться и что-то решать.
Когда я уже почти успокоилась, позволяя голосу Кремера действовать на меня умиротворяюще, и почти доплыла, свежая волна эмоций накрыла меня: обида, новый уровень ярости, боль из-за смерти родителей, а еще слезы начали наполнять мои глаза, слезы от ощущения своего полнейшего бессилия. Я уже настолько устала физически и эмоционально, что была не способна маскировать свои чувства.
— Родители совершили ошибку? КАКУЮ? — Прокричала я, опять захлебываясь. — Их ошибка лишь в том, что они были маги, теперь я это понимаю! Чародеи убили их! УБИЛИ! Зверски! Мы с Ремисом, будучи маленькими детьми, были этому свидетелями и все слышали, ВСЕ! Сейчас я чувствую себя настолько глупой неудачницей из-за того, что не смогла все это понять раньше, не сообщила об этом Ремису!
Кремер нащупал мои руки, подтянул меня ближе и вновь усадил к себе на колени. Хотя вода и мешала тому, чтобы мы прижались друг к другу плотнее, но все же тепло его тела немного притупило во мне неуместную ярость.
— Шшш, девочка, не кричи.
Он обнял меня крепче, рукой обхватил мою голову и прижал к груди так, что я слышала размеренный ритм его сердца.
— Все мы теряем кого-то, но это не значит, что мы неудачники. Успокойся, Алика. Если твой брат из-за этого думает, что ты неудачница, он просто глупый щенок.
— Не говори так! — Хлюпая носом, но все сильнее прижимаясь к Кремеру, прошептала я.
Сидеть у него на коленях, когда он успокаивает твою израненную душу, это так благословенно приятно. Ярость неожиданно быстро сменилась благодарностью и… невероятным спокойствием, словно и не было в моей жизни последних событий, перевернувших мою жизнь с ног на голову.
— Конечно, ты его любишь, поэтому так реагируешь. Именно близкие могут причинить самую страшную боль, даже не думая об этом.
Кремер запустил пальцы в мои влажные волосы и начал нежно массировать голову.
— С чего ты взяла, что Ремис так к тебе относится? Когда я видел его в замке, он готов был голову отдать за тебя.
— Мне кажется, это был минутный порыв благородства.
— У благородства не бывает минутных порывов, оно либо есть, либо его нет. Он бился за тебя, за свою сестру, и неважно, понимаешь ты это или нет.
Почему-то, разговаривая с чародеем о своих семейных проблемах, мне казалось это естественным и совсем не смущало. Странно!
Я немного расслабилась, даруя себе минуту слабости последовать за эмоциями. Чародей пытался заверить меня, что я ошибаюсь насчет брата. И мысль, что Ремис бился за меня, согревала и в некотором роде убаюкивала. Что может быть лучше этого? Так сильно хотелось поверить в то, что Ремис, несмотря на все свое ворчание, так же, как и я его, сильно меня любит и так же дорожит мной. Нет, я верила, вернее, хотела верить в это, но услышать подтверждение от постороннего человека было приятнее во сто крат.
— Чародеи… на той барже убили Ремиса?
— Не думаю. К моменту, когда я спрыгнул за тобой в воду, маги были вполне себе живые.
— Не смешно.
— А я и не смеюсь.
Кремер неслучайно оказался в воде? Он… спрыгнул за мной?
— Зачем ты прыгнул за мной? Хотел лично убить?
— Нет, хотел лично схватить тебя.
О! Ну еще лучше.
— Зачем?
Ответил он не сразу, явно задумавшись:
— Тебе не обязательно это знать.
Не успела я поразмыслить над его задумчивостью, как он развернул меня и прижал спиной к своей груди. Я не стала возражать. Мне было так приятно, что кто-то, кроме родителей, меня обнимает и успокаивает. Просто обнимает и произносит слова утешения, которые так мне необходимы.
За веру в слова явного врага о брате я готова была отдаться в такие нужные объятия, которые дарил мне Кремер.
Если бы еще месяц назад мне кто-то сказал, что он будет таким образом исцелять мою истерзанную душу, я бы рассмеялась, а сейчас прижимаюсь к его груди, а он продолжает гладить меня по голове, пальцами распутывая мои мокрые волосы. В этом не было ничего эротичного, просто мое сердце наполнялось благодарностью за подаренные минуты спокойствия.
Какое-то время мы еще оба молчали, погрузившись в размышления. В размышления, которые могут настигнуть любого, кто оказался в замкнутой пещере под водой.