«Приходите на телевидение, — говорили они, — и расскажите все сами. Расскажите об истине, стоящей за Историей Рампы».
Я было и собрался, едва не сказав:
«Да, вся эта история истинна. История Рампы правдива от начала до конца; в ней нет ни грамма вымысла».
Но этого мне не позволили. Они настаивали, чтобы сначала я прочел загодя заготовленный сценарий, а я отказался, так как они хотели, чтобы я признал себя мошенником. А я не мошенник. Я тот, кто я есть. Вот почему дорога на телевидение мне тоже заказана.
Были и другие подобные случаи. Мне не раз давали самые немыслимые гарантии того, что я могу писать и говорить все, что захочу.
«Выкладывайте вашу историю, — говорили мне, — приходите на телевидение и говорите что хотите. Вас никто не будет прерывать».
Но как только предложение принято — э, нет, правда им уже не нужна, им нужна только сенсация, только вымысел, только то, что обращено к самым низменным человеческим побуждениям. И потому во всех своих книгах я стремился донести до людей хотя бы одну, главную мысль:
«Все, что я пишу, — истинная правда. Мои книги правдивы, ибо основаны на моем собственном опыте».
А Тот-Кто все болтал без умолку, шаркая ногами и заламывая пальцы: «Знаете, вам бы самому следовало написать статью, — сказал он. — Почему бы не поведать Прессе вашу точку зрения? Вы же знакомы с человеком, у которого есть связи в Прессе, вот и позвоните мистеру Телли. Он с радостью опубликует вашу статью. Само собой, я обо всем для вас договорюсь. Я хорошо его знаю. Он придет, и вы с ним легко поладите. Ну что, решено?»
Старый человек задумался. Он представил себе, что напишет грязная французская газетенка, и, внезапно приняв решение, сказал: «Да! Передайте ему, пусть набросает свои вопросы. Приведите его сюда. Я ему все выскажу!»
Благодушно улыбнувшись, Тот-Кто распрощался и ушел. Вошедшие домочадцы взглянули на помрачневшее лицо Старого человека и сказали:
«Боже правый, неужели снова неприятности? Когда же этому придет конец?»
Но что есть истина? Каково ваше представление об истине? Узнаете ли вы ее, когда видите? Как вы оцениваете истинность того или иного утверждения? Что вы предпочтете — поверить слову человека, способного доказать свою правоту, или слову тех, кто, вроде газетных репортеров, вечно гонится за сенсацией?
Хотя, само собой, другие люди тоже не без греха. Часть вины лежит и на публике, ибо всего пару недель назад я слышал одну достоверную историю, происшедшую в США. Один человек был одержим праведной, по его мнению, идеей. Желая принести добро людям, он принялся выпускать газету, посвященную добру, лучшим сторонам повседневной жизни, но вскоре его газета прогорела.
Люди не желают слышать благих вестей, им по нутру лишь дурные. Люди не желают слышать о добрых делах, их интересует лишь всякая грязь.
В наше время несть числа охотникам «принизить» Черчилля и других выдающихся людей, ибо находя какие-то изъяны у Черчилля, они возвышаются в собственных глазах — не важно, правда это или ложь. Если повторять ее достаточно часто, люди в конце концов поверят. Но позвольте сказать, что я думаю об истине.
В наши времена, когда четырнадцатилетние подростки жалуются, что не находят общего языка даже с шестнадцатилетними, мы должны четко определиться в наших понятиях, дабы читатель понимал, что хотел сказать писатель. Что-есть-истина? Истина, как я ее вижу, есть констатация фактов, вещей, происходящих, существующих, являющихся не плодом воображения, но качеством или состоянием бытия в полном соответствии с опытом, в соответствии с тем, что имело место в действительности. Это и есть истина.
Именно так! И под это определение в точности подпадают мои книги. «Качество бытия в полном соответствии с опытом». Я — испытал — все — что — написано — в — моих — книгах, из чего следует, что я пишу правду. И напротив, воображение есть акт или способность создания ментальных образов того, чего никогда в действительности не было. Склад моего ума таков, что я не способен писать беллетристику. Мой астрологический расклад категорически подавляет проявления умственной виртуозности — из чего следует, что я принужден писать одну лишь правду.
Позволю себе немного повториться, пусть даже с риском прочесть в письме какого-нибудь недоброго человека: «Все это мы уже слышали».
Кое-кто именно так и пишет. Очень многие совершенно не способны понять взгляды других людей. Сами они никогда не испытывали ничего подобного, и потому — как я уже говорил — из чистой злобы стремятся все низвести до собственного приземленного уровня.
Довольно часто в Прессе наступает «мертвый сезон». Новостей почти нет, война закончилась, знаменитый секс-символ женился или умер, или еще что-нибудь, и тогда изнывающие от скуки репортеры, желая ублажить изнывающих от скуки и безделья редакторов, раздувают на пустом месте какой-нибудь «скандал». Бывает, какого-нибудь несчастного школьного учителя обвиняют в чудовищном преступлении и на основании слухов обливают грязью совершенно невинного человека.
Испытав на себе ложь, обвинения, осуждение и приговор озлобленной английской и немецкой Прессы, статьи из которой перепечатывались в газетах всего мира, я хочу кое о чем рассказать подробнее, ибо, как вы сами увидите, все эти пятнадцать лет Пресса, не покладая рук, по-прежнему пытается со мной «расправиться».
В блаженном неведении я полагал, что каждый человек, обвиненный в чем-либо, имеет право на очную ставку с обвинителем. Я полагал, что всякий человек имеет право защищать себя, но — могу решительно заявить — вся без исключения Пресса отказала мне в праве изложить свою точку зрения. Мне не было дано никакой возможности защитить себя. Эта все равно, что какой-нибудь верзила-хулиган с мощным рупором пытается перекричать человека, умеющего говорить только шепотом.
Так и быть, буду шептать. Слышите?
Я — писатель, который никогда не собирался становиться таковым, Много лет назад в Англии я безуспешно пытался найти работу. Я был слишком стар или слишком «не такой», или слишком то, или слишком се. Я обходил (как вы сами можете прочесть) агентства по трудоустройству, бывал в самых неожиданных местах, но все без толку.
Затем меня как-то представили одному Литературному Агенту, который, как было сказано, мог предложить что-то полезное. Этот Агент, обладавший, несомненно, хорошим нюхом на прибыльные дела, отказался предоставить мне работу, но сказал:
— Я о вас кое-что слышал. Напишите-ка книгу о своей жизни.
Должен признать, что покинул его офис сильно разочарованным и не без гнева на то, что меня в очередной раз обманули. Писательский труд не даже в голову не приходил. В моем представлении, не было ничего на свете глупее. Но безработица и ее неразлучный спутник голод все же одержали победу, и в конце концов с крайней неохотой я написал настоящую книгу о своей жизни, настоящую книгу! Я обнажил то прошлое, которое больше всего на свете хотел скрыть, и написал о нем ради того, чтобы выжить.
Но была и зависть. Мой успех разъярил некоторых людей с большими деньгами и, грубо говоря, меня «подставили» и затеяли травлю, когда из-за тяжелой болезни я не мог выступить в свою защиту.
Никому так и не удалось доказать, что я мошенник, ибо на каждого «эксперта», объявлявшего меня таковым, приходилось трое или четверо, подтверждавших мою безусловную подлинность.
Мне так и не было предъявлено судебное обвинение, но вместо этого Пресса изощрялась в бесконечных гнусных намеках, которых я не мог опровергнуть из-за приступа коронарного тромбоза.
Пресса, телевидение и радио упорно не желали позволить мне изложить свою сторону дела. Они отказались публиковать и передавать в эфир мое заявление о том, что все мои книги совершенно правдивы. Вместо этого они снова разворошили старый скандал, громоздя все новые горы лжи, так что, наконец, вообще стало невозможно докопаться до истины.
И снова мне вспомнился давешний человек, прогоревший с изданием газеты о добре из-за того, что публике больше по вкусу всевозможные скандалы и сплетни, и вообще нравится причинять друг другу зло. Пресса отлично знает, что если я докажу свою подлинность, то это отнюдь не будет способствовать росту тиражей, а ведь ее хлебом насущным всегда были и будут скандалы, убийства, изнасилования и прочее.