Я чувствую чудесный запах моей самки еще до того, как оказываюсь там, и даже вони гниющего зверя, что в моих когтях, недостаточно, чтобы предотвратить подступающее к горлу рычание желания. Приближаясь к выступу, я вижу, что и она поднялась на ноги и подходит к нему. Увидев, что я возвращаюсь, она отшатывается назад, округленными от страха глазами.
Самка что-то говорит, прижимая руки к груди. Я не понимаю ни единого ее слова, но… она ведь понимает, что делаю я это, чтобы защитить ее? Я бросаю мертвую плоть на край уступа, чтобы ее зловоние разнеслось по ветру и скрыло ее легкий запах.
Испустив слабый крик, она закрывает ладонью нос и пятится в дальний конец комнаты. А сейчас я весьма доволен. Что ж, возможно, теперь она понимает, что я делаю. Я трублю ей сигнал подтверждения. Как же мне хочется схватить ее когтями и зарыться мордой в ее волосы, но я не осмеливаюсь. Я должен отправиться в улье и понаблюдать за другими людьми, чтобы узнать, как обращаться со своим человеком. Каждое мгновение, которое я трачу впустую, — это очередная возможность другому самцу бросить мне вызов сразиться со мной за нее. Я пожираю свою драгоценную самку глазами, запоминая ее маленькую фигурку, а затем, скрепя сердцем, разворачиваюсь и взмываю обратно в небо.
Я облетаю вокруг этого большого каменного здания, наверху которого находится мое гнездо, однако все ровно в воздухе пахнет слабым, нежным запахом моей самки. Для отвлечения внимания требуется нечто большее. Разочаровавшись, я возвращаюсь обратно в свое гнездо и, изрыгнув огонь, поджигаю этот разлагающейся труп. В воздухе разносится ужасная вонь, и самка снова испускает слабый крик, а я снова взлетаю, подхватив поток ветра. На этот раз, когда я делаю круг вокруг здания, нет ничего, лишь зловоние гниющей плоти и этих обугленных останков.
Отлично.
Я отправляюсь к человеческому улью, махая крыльями как можно быстрее. Я должен действовать быстро, поскольку я должен опередить не только своих соперников, но и воронов, которые обитают в моей голове. Даже сейчас я чувствую, как они там выжидают, готовые наброситься и уничтожить мой разум. Они подбираются ко мне и рано или поздно опять накинутся, так что я должен быть к этому готов. Я сосредотачиваюсь на моей самке, моей паре. Ради нее я сделаю все.
Такое ощущение, что до человеческого улья лечу бесконечно долго, и прежде, чем успеваю подобраться к нему достаточно близко, как в небе слышится нарастающий, раздражающих слух гул. Нахлынувшие смутные воспоминания подсказывают мне, что этот громкий гул звучал и тогда, когда я похитил свою пару. Значит, это что-то вроде предупреждения.
«Уничтожь его, — нашептывают вороны. — Уничтожь все. Сожги этот улей дотла. Ты уже получил все, что тебе нужно».
Танцуя и искрясь, огонь лижет мой язык, а мои когти загибаются от жажды причинять боль, калечить, разрушать. Это порадовало бы воронов. Я лечу кругами, обдумываю. Вонь здесь раз в десять хуже всего, чего я когда-либо ощущал, и от нее у меня аж голова зудит. Такое ощущение, что мое подсознание полно птиц, и все они, извергая злобу, пытаются вырваться наружу. С каждым мгновеньем, что проходит, они становятся все сильнее, и я чувствую, как они начинают клевать мне глаза. Я не справляюсь, этот полет ради моей пары окажется провальным.
Моя пара.
Птицы тут же бросаются врассыпную, прочь из моего разума, и я могу мыслить вполне ясно. Я парю над ульем достаточно высоко, чтобы видеть, как люди бегут в укрытия. В выполнении моей задачи это никак не поможет. Чтобы за нами шпионить, мне нужно, чтобы они вернулись наружу и вели себя как обычно. Нет ни одного шанса, что они это сделают, покуда у них над головой парит дракон.
Я должен перекинуться в свою двуногую форму.
В тот самый момент, когда это приходит мне на ум, до меня доходит, что совершенно забыл, что у меня вообще есть эта двуногая фигура. С тех пор, как я был не только в своей боевой форме, прошло уже очень много времени, и внезапно моя кожа аж зудит от необходимости трансформироваться. Я буду уязвим, если это сделаю, но только если меня застукают.
Тогда я просто сосредоточусь на том, чтобы не дать себя поймать.
Я улетаю на небольшое расстояние и приземляюсь на ровной поверхности. Взмахи моих крыльев, разметающие по сторонам опавшие листья, становятся все медленнее и медленнее, а когти цокают по этой гладкой поверхности. Присев на корточки, я стараюсь вспомнить, как перекинуться в свою двуногую форму.