Выбрать главу

— Ты сможешь простить меня? — беспомощно шепчет Маркус. — Сможешь? Поверь мне, Каталин, поверь мне, я полюбил тебя уже после того, как согласился на то идиотское пари! — Он вот-вот сорвет голос. — Я не придерживался его условий, когда целовал тебя, когда спал с тобой. Я люблю тебя, ты веришь мне?

Молчание.

Ты веришь мне?! — истошно вопрошает Ферраро.

Я стремительно вскидываю голову и руками вытираю глаза, щеки, скулы. Знаю, что от слез весь макияж потек и размазалась тушь.

— В случае выигрыша, — судорожно всхлипнув, робко-несмело спрашиваю, — чем Исайя был бы тебе обязан?

— Каталин…

— Ответь мне.

Его лицо, покрытое ссадинами и кровоподтеками, страдальчески перекашивается. Ему не хочется говорить, но придется.

— Я пожелал его «Голубых танцовщиц», — прикрыв веки, изрекает мученически Маркус.

Я подношу ладони ко рту и заглушаю одинокий скулеж, который из меня вырывается. На языке вертятся целые реплики, фразы, обвинения, оскорбления! Мне не удается высказать ничего из этого. Что я могу? Только плакать, только реветь, утопая в глубине кремового кресла.

Нет, нет, нет. На минуту мне даже захотелось быть беспринципной, всепрощающей дурой! Тогда на меня бы подействовали извинения и слезы Маркуса.

Он тоже плачет. И сердце его, верю, болит не меньше моего. Но своим поступком Марк раздавил меня. Чтобы попытаться простить его, сначала необходимо подняться и воссоздать ту Каталин, которая жила раньше.

Затихнув и резко вздохнув, я взываю к себе. Лучше уж переключиться на цинизм, лучше на время забыть о том, сколько всего я теряю из-за Маркуса. Да, мое сердце, будто остановилось, но, если я буду фальшивить, мне будет проще справиться с болью.

Встав на ноги, подступаю к подножию больничной кровати. Маркус ещё довольно слаб, чтобы дотянуться до меня, но он протягивает руку в надежде, что я подойду. По его щеке скатывается новая слеза — слеза понимания и смирения. Все кончено.

— Я приехала попрощаться. — Губы против воли начинают дрожать. Голос ломается.

Зрачки зелено-карих — моих самых любимых в мире — глаз Ферраро расширяются в миг. Он даже намеревается привстать. Он шокирован, поэтому дышит с трудом. Я боюсь, в какой-то момент понадобится позвать на помощь врачей.

— Что? Нет! О чем ты? Нет-нет-нет-нет-нет! — выкрикивает Марк на одном духу. — Нет! Каталин! — горланит он неистово, будто я ухожу. Похожий на ребенка, взрослый мужчина, принимается вопить и рыдать.

И тут я сдаюсь. Присев рядом с ним, сомнительно и нетвердо опускаю свои руки на его громадные плечи. Если отбросить габариты Маркуса, можно забыть, что напротив сидит самостоятельный, почти тридцатилетний человек. Доходит до того, что игла капельницы вырывается из-под пластыря, но Ферраро даже не придает этому значения. А когда в палате появляется медсестры, он с диким воплем распоряжается, чтобы те ушли прочь. Безусловно, с минуты на минуту сюда ворвется врач, и времени у нас невероятно мало. Я белу в свои руки его лицо, а он ладонями нежно проводит по моим предплечьям.

— Люблю тебя… Я очень люблю тебя… Пожалуйста, не совершай ошибку!.. Я себя не оправдываю, Каталин, я настоящий ублюдок! Но ты ведь… ты такая… — в поисках нужных слов, он открывает и закрывает рот, глотая слезы. — Ты неимоверная, Каталин. Я полюбил тебя так сильно, — говорит Маркус уже тише, прислонив свой лоб к моему, — что мне и самому страшно.

Оплакивая вместе с ним наше невозможное будущее, я прикасаюсь к синякам на его лице и к царапинам, выставленным на обозрение. Край больничной хлопчатобумажной рубахи сполз с правого плеча, обнажив ушибы. Я не должна делать этого, и все-таки, склонившись, целую видимые мне увечья. За подбородок Маркус поднимает мою голову и дотрагивается после моих губ своими — израненными. Я замечаю, что он испачкал кровью из вены рукав моего пальто, но меня это нисколько не смущает.

Мы обнимаемся, и я говорю Марку на ухо, гладя его по голове:

— В моей семье женщины не перечат мужчинам. Я не отважилась возражать отцу и брату. Случившееся на яхте подстегнуло их увезти меня обратно в Венгрию. — Он качает отрицательно головой, сведя брови к переносице. — Я перехожу на дистанционное обучение, Маркус, и будущий благотворительный бал пройдет без моего участия.

Εго бесподобное лицо искажает гримаса боли и страха. Он запускает ладони в мои распущенные волосы и перебирает их пальцами.