— Забыла уже? — незнакомец, если не ошибаюсь, несколько обиделся, но это не серьезно. Он протягивает руку для пожатия. — Исайя.
Вместо того чтобы вежливо ответить на жест, я намертво цепляюсь в бумажный пакет со сладким. Да быть того не может! Я помню владельца «Джорджоне» и никогда не забуду тот кошмарный полдень, честное слово! В моих воспоминаниях обворожительный Исайя остался короткостриженым, обкуренным любителем поболтать. А еще у меня сохранилась визитная карточка, которую он мне тогда дал.
«Голубые танцовщицы»…
Я не могу скрыть улыбку, которая однозначно отражает радость встречи. Даже не знаю, почему мне так приятно видеть его. Наконец, я по — дружески сжимаю его ладонь, что делает Исайю довольным и весело усмехающимся.
— Ты так изменился! — комментарии так и льются, хотя, наверняка, мне пора закрыть рот.
— Это правда, — он, демонстрируя белоснежную улыбку, снова захватывает пряди волос в кулак. Оттягивая их, уверяет: — Но, поверь, это только внешность. Я остался тем же обдолбанным придурком, каким и показался тебе с самого начала.
Это он решил так, и он сказал это, а стыдно все-таки мне.
— С чего ты…?
Исайя выставляет ладонь, из-за чего я замолкаю.
— Не отрицай, — хрипловато и приглушенно посмеивается он, и затем указывает на пакет в моих руках. — Ты работаешь в «Каролле»? Сколько я тебе должен?
Я завожу прядь волос за ухо и отдаю выпечку, — как я его про себя прозвала, — бизнесмену. Забирая ее, он касается рукой тыльной стороны моей ладони. Скорее всего, случайно, но я ощутила пробежавшую искру, чего при первой нашей встрече не было. Я мысленно осаживаю себя — такими парнями увлекаться про-ти-во-по-ка-за-но.
— Да-а… — Вот какого, спрашивается, черта я снова тереблю прядь волос?! — Восемнадцать… евро.
Исайя, скривив пухлые губы в улыбке, выуживает деньги из заднего кармана джинсов. В Италии не особо принято оставлять чаевые, но он дает мне тридцатку и говорит:
— Сдачи не надо, о`кей? — по-английски.
Ему не нужно выглядеть ещё круче в моих глазах, потому что я и так им очарована. С неким трепетом и внутренним ликованием я киваю головой. Топот шагов портит момент — по лестнице кто-то сходит. И я уже было поворачиваюсь, чтобы открыть дверь, а потом попрощаться, однако оказавшийся внизу гость вечеринки — а, может, и хозяин виллы — останавливает меня.
— После этой дури, — начинает Маркус лениво и медлительно, сияя оживленной улыбкой, — мне всегда хочется сладкого! Принесли?
Ферраро вырывает из рук Исайи пакет с кексами, а после в итоге замечает ту, что не спускает с него глаз, в которых один лишь гнев. Его яростный взгляд не вынуждает меня втянуть голову в плечи, напротив — я выпрямляю их и не прекращаю зрительного контакта, хоть, признаю, Марк смотрит со всей ненавистью.
— А она что здесь сделает? — вопрошает он с неприкрытой злостью, подходя ближе…
___
*1 — Деловой район Рима.
*2 — В Италии, Испании и латиноамериканских странах сиестой называется полуденный отдых. В Италии сиеста может длиться до пяти часов.
Глава 3
Маркус
Вообще, пора бы уже быть честным с самим собой. Агрессия, которую я ощущаю, и злость, которую мне хочется выплеснуть, никак не связаны с личностью испуганной замарашки. Но я почему-то смотрю на нее дольше, чем требуется: изрядно потрепанные светлые волосы, огонек в голубых глазах и несколько пятен на футболке — последствия смены в кофейне.
Нет, нисколько не привлекает.
Я просто желаю вышвырнуть накопившийся гнев в душе, она — лишь хороший вариант: слабая, хрупкая, наверняка, не умеющая давать сдачи и постоять за себя.
Да ладно. Я никогда не утверждал, что хороший.
Дело не в том, что эта девчонка немощная. Я не привык обижать слабых. Если бы она дала мне отпор, это только разгорячило бы меня. Но вся соль заключается в том дне — когда это, черт возьми, было? Ее глупая голова приняла решение, что смерть моего отца — недостаточно веский повод, чтобы оставить меня в покое.
… А мой затуманенный мозг не может вспомнить, сколько времени назад мы с ней пересеклись. Проклятье. По-моему, это случилось сразу после похорон отца. Или через пару дней? Или все-таки до церемонии погребения?
Это не так важно. Она провинилась. У меня есть причина, чтобы не деликатничать с ней, выказывать свое отвращение всякими способами и…
Чем меньше расстояния остается между мной и жалкой блондинкой, тем сильнее меня пытается унять Исайя. Он мне, конечно, друг, но не указ. Я могу делать все, что захочу.