— Скажите, — дрожащим голосом произнес я, — и вы все… дяде Боре?
— Нет, не все. Манна осталась.
Я чуть не закричал от радости.
— Она ведь, знаете, громадная такая, растыка. Полкомнаты заняла. Боже мой! Ведь я мог жильцов держать! Походил он вокруг нее, сломал молоток и плюнул, и так нехорошо выразился про нее и про меня…
— Неужели?! — почти кричал я.
— Про меня, что ли? Точно. Вам показать ее?
— Конечно!
— Здесь, здесь она, моя погибель.
Старик засуетился, потер руки, во всем его существе появился такой интерес к моей особе, что я поразился. Надо же, и про кредит забыл, подумал я.
Мы вошли в пресловутую комнату. Я замер. Да, это оно. Одна створка, вторая, разумеется, осталась в пространстве Н-27. Поместиться здесь она никак не могла.
Я подошел ближе. Великий КРУ, Мастер, это его работа! Тончайшие, влитые блимсы, изящные поперечные блямсы, а какая прелесть в этих свисающих узорчатых стасках. Глубина и тонкость, тщательная обрисовка деталей, удивительная, неповторимая соразмерность составных частей — как жаль, что я не вижу сейчас второй створки, но у меня еще будет время ею насладиться, — пусть твердолобые твердят о манерности, какая это манерность, любители грубого натурализма, который вы называете проникновением в реальность, это — сама красота, а красота и есть высшая реальность. И какие насыщенные брузды — в них воплотилась сама Кухламония с ее изумительной изумрудной грязью и белой, нежно-дымчатой кухлой. Да, я вижу, я вижу грозное пророчество, весть о гибели, воплощенную Великим КРУ в своем манно! О непонятый, они не слышали грозных слов, которыми кричали твои творения. И ты, не пожелав покинуть родину, погиб вместе с соотечественниками и своей мастерской, полной мебели. Прекрасная смерть! Но какие утраты!
Кто, кто это здесь причитает? «Не дерево, а черт знает что, полировка, стекло, стенка…» Жалкий профан, я убью тебя! Нет, нет, я не буду этого делать, я…
Мне показалось, что я проснулся. Да, чудесный сон, однако мне пора. Конечно, жаль брантов, уничтоженных грязными руками пропойцы, но у меня есть манно. Потом, они наверняка были сделаны руками учеников — Мастер не разменивался по мелочам.
Уродливая физиономия с трясущимися слюнявыми губами и отвратительным камнеподобным лбом и где — на фоне шедевра! Я едва удержался. И — разве не учит Вральский Мудрец — не мечите бисера перед псевдоголовыми парахвостами.
— Я покупаю у вас манно, — заявил я твердым голосом.
— Манну эту в дверь не протащить… — начал старик, но я уже физически не мог слушать его.
— Я оплачиваю ваш кредит и забираю манно с собой.
— Кредит? Это значит…
— Это значит, что никаких бумаг вы больше не увидите. Понятно? Вам не придется расплачиваться, — я произнес это слово как можно внушительнее, — за разбитую вами с помощью дяди Бори мебель. Это сделаю я… Согласны?
— Но…
— Без но. Больше ничего я вам не дам. И так я плачу слишком много. За всю мебель, а у вас осталось только манно. У меня все с собой. Подпись здесь и подпись здесь.
Он боялся поставить подпись. Пришлось его мысленно подтолкнуть. Он был недоволен, подонок. Скорчил отвратную мину — не продешевил ли? Ну ладно, хватит эмоций. Спасибо консерваторам и бюрократам из Трансгалактического кредита — они сами не знают, чем торгуют. Спасибо этому балбесу. Ничтожное подобие коллекционера, он всю жизнь искал и копил только деньги. Квазигуманоид, эгоист, жадина, у тебя нет ни чувства прекрасного, ни жажды познания, ни даже элементарного любопытства. Я знаю, что нарушаю Закон, но ты слишком уникален в своей омерзительности. Мой друг, биолог с Арктура-3, страстный коллекционер и гуманоид, высокий духом, будет в восторге, когда я притащу тебя к нему. В обмен на Интимное Сидение Эпохи Людовиков.
Борис Штерн
Из цикла «Приключения Бел Амора»
Чья планета?
Земной разведывательный звездолет, возвращаясь домой, забрел в скопление звездной пыли. Место было мрачное, неизученное, и земляне искали здесь и везде кислородные планеты — дышать уже было нечем. Поэтому, когда звездолет подошел к кислородной планетке, робот Стабилизатор заорал нечеловеческим голосом: «Земля!», и инспектор Бел Амор проснулся.
Тут же у них произошел чисто технический разговор, разбавленный юмором для большего интересу, разговор, который обязаны произносить многострадальные герои фантастического жанра в порядке информации читателя — о заселении планет, о разведке в космосе, о трудностях своей работы. Закончив этот нудный разговор, они с облегчением вздохнули и занялись своим делом: нужно было ставить бакен.
Что такое бакен…
Это полый контейнер с передатчиком. Он сбрасывается на орбиту и непрерывно сигналит: «Владения Земли, владения Земли, владения Земли…» На этот сигнал устремляются могучие звездолеты с переселенцами.
Все дела.
Несколько слов о Бел Аморе и Стабилизаторе. Инспектор Бел Амор — человек средних лет с сонными глазами; в разведке не бреется, предпочитает быть от начальства подальше. Не дурак, но умен в меру. Анкетная автобиография не представляет интереса. О Стабилизаторе и того меньше: трехметровый корабельный робот. Недурен собой, но дурак отменный. Когда Бел Амор спит, Стабилизатор стоит на вахте: держится за штурвал, разглядывает компас и приборы.
Их придется на время покинуть, потому что события принимают неожиданный оборот. С другого конца пылевого скопления к планетке подкрадывается нежелательная персона — звездолет внеземной цивилизации. Это новенький суперкрейсер, только что спущенный со стапелей. Он патрулирует галактические окрестности и при случае не прочь застолбить подходящую планетку. Его жабообразной цивилизации как воздух нужна нефть… что-то они с ней делают. В капитанской рубке расположился контр-адмирал Квазирикс — толстая жаба с эполетами… Команда троекратно прыгает до потолка: открыта планета с нефтью, трехмесячный отпуск обеспечен. Крейсер и земной разведчик приближаются к планетке и замечают друг друга.
Возникает юридический казус: чья планета?
— У них орудия противозвездной артиллерии… — шепчет Стабилизатор.
— Сам вижу, — отвечает Бел Амор.
В местной системе галактик мир с недавних пор. Навоевались здорово, созвездия в развалинах, что ни день, кто-нибудь залетает в минные поля. Такая была конфронтация. А сейчас мир; худой, правда. Любой инцидент чреват, тем более есть любители инцидентов. Вот, к примеру: рядом с контр-адмиралом Квазириксом сидит его адъютант-лейтенант Квазиквакс.
— Плевать на соглашение, — квакает адъютант. — Оно все равно временное. Один выстрел, и никто ничего не узнает. А узнают — принесем дипломатические извинения. Много их расплодилось, двуногих. Суперкрейсер ни во что не ставят.
Есть и такие.
— Будьте благоразумны, — отвечает ему контр-адмирал. — В последнюю войну вы еще головастиком были, а я уже командовал Квакзанским ракетным дивизионом. Вы что-нибудь слышали о судьбе нейтральной цивилизации Журавров из одноименного скопления? Нет? Посмотрите в телескоп — клубы пепла до сих пор не рассеялись. Так что, если хотите воевать, то женитесь на эмансипированной лягушке и ходите на нее в атаки. А инструкция гласит: с любым пришельцем по спорным вопросам завязывать мирные переговоры.
У инспектора Бел Амора инструкция того же содержания.
Гигантский суперкрейсер и двухместный кораблик сближаются.
— Вас тут не было, когда мы подошли!
— Мы подошли, когда вас не было!
Бел Амор предлагает пришельцам отчалить подобру-поздорову. (Это он хамит для поднятия авторитета).
— Послушайте, как вас там… — вежливо отвечает контр-адмирал Квазирикс. — На службе я тоже агрессивен, хотя по натуре пацифист. Такое мое внутреннее противоречие. Мой адъютант советует решить спор одним выстрелом, но если после этого начнется новая галактическая война, я не выдержу груза моральной ответственности. Давайте решать мирно.
Бел Амор соглашается решать мирно, но предварительно высказывает особое мнение о том, что с противозвездными орудиями и он не прочь вести мирные переговоры.