"Да?"
"Даугал... У него был нож. Я видела его. Он... Там, когда вы поймали Родерика, он не ранил его?"
Рука Николаса напряглась, словно защищаясь, но ответил он спокойно: "Нет. Даугал прибежал в ярости, с чувством мщения, бедняга, но сразу же сник, как только увидел Гранта".
"Почему?"
"Грант пал духом. Сначала он дрался, как дикая кошка, но когда туда добрался и Даугал, Родерик сломался. Вдруг стал совершенно беспомощным, тихим и... Не могу описать... Это было ужасно. Казалось, у него моментально изменился характер".
"Так было и при мне".
"Да? Тогда ты знаешь, как трудно это описать. Я ударил его в челюсть, а он засмеялся в ответ, как милый ребенок, и вытирал кровь".
"Не думай об этом, Николас. Он не запомнил..."
"Скорее всего... Вообще, он только улыбался всем. Даугал отложил нож, взял его за руку и сказал: "Пойдем, паренек. Тебе лучше выйти из тумана". И он пошел с тремя мужчинами, совершенно счастливый. - Николас вытащил сигарету. - Когда они немного отошли в туман, я услышал, что он поет".
"Поет?" - я уставилась на него.
"Ну, напевает про себя. "Я подниму глаза к горам, они помогут мне... Бедный дьявол. Бедный безумный дьявол".
Я быстро сказала: "Его не повесят, Николас".
"Нет. - Он потушил сигарету о камень и отбросил ее в сторону, словно вместе с ней мог отбросить память об этом отвратительном событии. Затем он снова повернул голову, и его голос внезапно изменился. - Ты видела меня с Марсией Мэйлинг, правда?"
"Да".
"Я слышал, как ты проходила мимо, когда мы... Когда мы целовались в коридоре".
"Ты слышал? Но я шла тихо, как мышь".
Он криво усмехнулся. "Моя дорогая девочка. Во всем, что касается тебя, мои инстинкты работают сверхурочно. Даже в темноте, и когда я целую другую женщину".
"Возможно, даже в большей степени, когда ты целуешь другую женщину", сказала я сухо.
Его лицо нервно исказилось. "Полагаю, я заслуживаю этого. Но на этот раз, поверь, целовали меня, а не я".
"Всю ночь?"
Он нахмурился. "Что ты, к дьяволу, имеешь в виду?"
Я сказала, как после этого слышала мужской голос в ее комнате. "Поэтому, конечно, я решила, что это ты. И на следующее утро спросила тебя..."
"П-понимаю. Я думал, ты спрашиваешь о поцелуе. Нет, Джианетта, я не проводил с ней ночи. Просто у меня была, как тебе сказать? Моментальная остановка помимо желания".
"Уверена, ты дико сопротивлялся. - Он ухмыльнулся, но ничего не ответил. - Значит, в ее комнате был Гартли Корриган. Понимаю! Вот почему он пришел рано с рыбалки, а Альма сказала, что он не ложился до трех часов!"
"Надо полагать. Она поняла, что случилось, взяла губную помаду и убила куклу Марсии".
"Бедная Альма".
"Да. Для нее тоже все кончилось. Думаю, пережив вместе такой испуг, они поняли, что все же важны друг для друга... - Он помолчал с минуту, насупившись. - А теперь, - сказал он абсолютно другим тоном, - поговорим о нас?"
Я не ответила, сердце билось легко и быстро, и я не могла полагаться на свой голос.
Николас смотрел на меня. Он заговорил медленно, словно с трудом: "Не собираюсь начинать с извинений и самоуничижений, хотя, видит Бог, меня много за что нужно простить. И еще Бог знает, почему ты, по-видимому, простила меня. Это потом... Нет, молчи. Разреши закончить... То, что я хочу сейчас сказать - очень просто, но только это имеет в мире для меня значение. Я хочу, чтобы ты вернулась, Джианетта. Я ужасно хочу, чтобы ты вернулась. Я понял, что я дурак, преступный, грубый дурак, примерно через два дня после твоего ухода, а затем включилась гордость и не дала идти за тобой".
Я вспомнила, как говорила Альме, что в браке нет места для гордости. Его следующие слова были почти эхом. Почти. "Но гордость и любовь не ходят вместе. Я это обнаружил. А я очень люблю тебя, дорогая, и не думаю, что переставал любить. - Он нежно взял меня за плечи и повернул так, чтобы я посмотрела ему в глаза. - Хочешь, чтобы я вернулся, Джианетта? Ну скажи, пожалуйста".
"У меня никогда не было гордости в том, что касалось тебя, Николас", сказала я и поцеловала его.
Позже, намного позже, он сказал, довольно робко: "Ты уверена? Ты уверена, моя дорогая?"
"Вполне, - решительный ответ я умудрилась произнести безо всякой убежденности, и глупо добавила: - Дорогой Николас..."
"Моя Джианетта. - Позже, ну уж совсем намного позже, он отодвинул меня от себя, посмотрел, рассмеялся и продолжил: - По крайней мере, на этот раз нет сомнений в силе моей любви".
"Почему нет?"
Он посмотрел странно насмешливо. "Если бы ты видела себя, дама с зелеными рукавами, ты бы не спрашивала. И если бы Гюго оказался здесь..."
"Избави бог..."
"Аминь. Нет, не пытайся приводить себя в порядок. Не получится, и в любом случае, я люблю тебя, грязную, мокрую и ободранную. Хочу сосредоточиться на твоей красивой душе".
"Я это заметила".
Он ухмыльнулся и сжал мои плечи. "Знаешь, наша встреча здесь не случайна".
"Да? Но как?.."
"Твой отец", - кратко ответил он.
"Хочешь сказать..."
Он кивнул, все еще улыбаясь. "Недавно я снова наладил связь с твоими родителями. Развод их очень огорчил, и они очень хотели все уладить. - Он улыбнулся. - Бедная Джианетта, у тебя не было шансов. Твой отец прямо сказал, что ты никогда не будешь счастлива без меня, а мать... Ну, не думаю, что она когда-либо признавала, что мы разведены, не так ли?"
"Нет. Для нее развода не существует".
"Именно так я и понял. Ну, я был здесь в начале мая, написал твоему отцу и дал этот адрес. Я просил у него "Золотую ветвь". Немного позже я ему позвонил, и он сказал, что ты в отпуске, и он устроил..."
"Устроил! - сказала я изумленно. Я начала смеяться. - Старый... старый Макиавелли! И мама сказала, что это суждено!"
"Суждено, суждено, - мрачно подтвердил Николас. - Я думал, что все, что нужно - поговорить с тобой... - Он печально улыбнулся. - А затем ты убежала от меня, и я подумал, что твой отец неправ, и действительно все кончено. Я был так уверен... Я заслужил отпора, Бог свидетель, заслужил. И получил его. Ты приехала, а я не мог подойти... - Он горько засмеялся. - Поэтому я вел себя так плохо, как мог. Сказал несколько премерзких вещей, так? Мне нет оправданий, просто я думал, что сойду с ума. Быть так близко к тебе и не иметь... права. Почему-то самым большим ударом моему эгоизму было то, что ты даже отказалась от моей фамилии и кольца".
"Я сняла его, только когда увидела твое имя в регистрационной книге. Посмотри". Я протянула левую руку. На фоне загара на среднем пальце отчетливо и ясно вырисовывалось белое кольцо. Николас смотрел на него миг, его губы дрожали. Затем он притянул меня к себе. Его голос звучал неровно. Он уткнулся лицом в мои волосы. "Итак, ты собираешься снова пустить меня в свою жизнь? После всего, что я сделал... После..."
"Ты сказал, мы не будем об этом говорить".
"Нет, я люблю ясность, а? Так мне будет и надо, если ты прогонишь меня и велишь отправляться туда, куда я заслуживаю, и не разбивать твою жизнь".
"Нет", - сказала я.
Жаворонок снова покинул гнездо и бил крыльями в ясном небе. Я мягко коснулась руки Николаса. "Только... никогда не оставляй меня снова, Николас. Думаю, что не переживу этого".
Его руки крепко сжались. Он сказал почти жестоко: "Нет, Джианетта, никогда".
Жаворонок раскачивался, опирался легкими крыльями, перышками-снежинками на хрустальные пузырьки своей песни. Огромные горы дремали, дрейфовали их вершины над морем светлого тумана.
Я зашевелилась в руках Николаса и сладко вздохнула. "На что спорим, что, когда вернемся в аббатство Тенч, мама встретит нас, словно ничего никогда и не случалось, и спокойно поместит нас обоих в свободную комнату?"
"Тогда нам лучше пожениться, прежде чем мы приедем туда, - сказал Николас, - или я не ручаюсь за последствия".
Так и произошло.