Спустя сорок пять минут я стояла в вереске, где река Камасунари вытекает из озера, и думала, что Даугал прав.
Туман, который покрывал долину рано утром, поднялся и ушел, откатился, лег длинной вуалью пара на нижние склоны Блейвена и Сгар на Стри. Ант Срон почти исчез в этом саване. У его основания озеро мерцало бледным светом и сливалось с туманом в движущуюся опаловую мглу. Марско исчез. Куиллин отдалился за тем же невидимым покровом, но прямо над головой небо было голубым и чистым, и солнце ярко сияло. Река, вытекая из озера большим скользящим веером серебра, сужалась там, где мы стояли, в узкий канал, шумела и сверкала среди валунов, которые превращали ее воды в пену или выставляли свои бока, в точности похожие на спины прыгающих лососей. Близко к берегу, в маленьких заводях, спотыкались и качались горы пены на воде, коричневой, как пиво. Запах сухого вереска и торфяной воды, крепкой и свежей, разбавлялся острым ароматом болотного мирта.
Даугал был хорошим инструктором. Вскоре он показал, как собирать взятую напрокат удочку, закреплять катушку и насаживать муху, а затем, с бесконечным терпением, начал учить меня забрасывать леску. Мы не сказали ни слова о чем-нибудь, кроме того, чем занимались, и даже об этом говорили мало. Очень быстро, к моему удивлению, я поняла, что трудное дело, которое я пыталась освоить, действительно так затягивает, что прошлое блекнет, будущее отходит на задний план и весь мир сужается до раскинувшейся, мерцающей воды и мухи на крючке. Вечное время и вечный голос воды гипнотизировали, отель с его обитателями и проблемами казался далеким и несущественным. И даже если моя собственная проблема не отошла на задний план вместе со всеми другими, она, так страстно я отказывалась думать о ней, немного ослабила хватку.
Даугал запасся удочкой и для себя, но сначала не пользовался ею. Сидел на берегу, курил и наблюдал за мной. Временами он вставал и показывал, как надо забрасывать. Конечно же, я ничего не поймала. У меня даже не было ничего похожего на клев. Но так сильно подействовали спокойствие и вечность местности, что когда наконец Даугал начал разворачивать бутерброды, я могла думать и говорить достаточно спокойно.
Сначала мы ели молча, вода катила коричневые пузырьки у ног, а глубокое течение раскачивалось вверх и вниз в середине реки. Сверкающей серебряной дугой прыгнула рыба. «Это как раз там, где я ловила, – сказала я робко. – Должно быть, я забрасывала леску над этой рыбой все время, а не поймала ее».
«Еще, возможно, поймаете. Случаются иногда очень странные вещи», – сказал Даугал. Вряд ли это можно назвать ободряющим ответом, но я посчитала, что подобные слова из уст шотландского горца, возможно, даже считаются похвалой. Он посмотрел на небо. «Многовато солнца для рыбы. Если бы спустился туман и притушил немного свет, было бы лучше».
«Странно желать, чтобы солнца не было».
«Если снова будете ловить рыбу, то и не заметите».
Мы молча закончили трапезу, затем Даугал вынул древнюю трубку, я поискала сигареты в кармане. Пальцы нащупали остатки вчерашних довольно мятых сигарет «Плейерс» и что-то еще, металлическое и незнакомое. Я вскрикнула, когда вспомнила что это. Даугал повернулся, вопросительно взглянул в мою сторону через слабый туман из табачного дыма.
«Полагаю, следовало отдать это инспектору, – сказала я, отдернув руку от брошки с карнгормом. – Совсем забыла. Это брошь Роберты, и…»
«Где вы ее взяли?» Голос большого шотландца прозвучал резко. Его трубка упала в вереск, а рука мелькнула и схватила брошь с моей ладони. Он поворачивал и поворачивал ее, а рука дрожала.
«Ну… На горе, вчера, – сказала я неуверенно. – На осыпи возле Спутан Дгу. Я… Я думала, что это мисс Саймз уронила ее там».
«Это Гезина». Голос Даугала звучал нетвердо.
«Гезы?» В замешательстве я пыталась вспомнить, где подобрала брошку… Да, она лежала на осыпи ниже выступа, где нашли девушку. Неужели безделушку уронили или отшвырнули ногой с кучки металла в углу?.. Я повернулась посмотреть на Блейвен. Туман скатывался по склонам, как прилив дымящейся лавы. Гора стала невидимой, огромная стена тумана равномерно простиралась по долине за нашей спиной, уничтожая день.
«Я подарил ее дочке на день рождения, – сказал Даугал неестественно громко и грубо. – Брошка была на ней в тот вечер… – Еще какой-то момент он смотрел на брошку, потом сунул ее мне. – Лучше возьмите ее, хозяйка. Дайте инспектору и скажите, где нашли. Бог знает, поможет ли ему это, но… – Он внезапно замолчал, опустил голову и принялся искать трубку. К тому времени, как он ее снова зажег, лицо его снова стало спокойным, а руки твердыми. Он посмотрел вокруг на тихо стелющийся туман. – Вот сейчас хорошо ловить рыбу», – сказал он.
Солнце село, а с ним исчезло спокойствие. Находка этой трогательной броши слишком ярко оживила в памяти ужасы, которые населили эту прекрасную долину. Жалкие сомнения и страхи снова навалились на меня вместе с серым туманом. Другой берег реки стал невидим. Казалось, мы находимся в центре мира катящихся серых облаков, на острове между громкой рекой и озером, чье спокойное и мрачное мерцание постепенно переходило в серую дымку. Я дрожала. «Не кажется ли вам, что лучше вернуться, мистер Макре? Думаю, следует сразу отдать брошь инспектору».
Он встал. «Как хотите, хозяйка. Тогда собирать удочки?»
Я задумалась. Возможно, это просто жуть окутанной туманом долины, но вдруг я очень захотела уйти. Больше не могла этого выносить. Следует посмотреть проблеме в глаза и успокоиться любым образом, чего бы это ни стоило. «Мы должны вернуться, – наконец сказала я. – Есть и другие причины… чтобы увидеть инспектора. Больше не могу откладывать. И я… не люблю тумана».
«Мы не можем заблудиться, если пойдем вдоль берега. Не забивайте себе голову. Только подождите спокойно минуточку, пока я возьму удочку, и пойдем обратно».
Он повернул вниз к реке и не прошел и десяти ярдов, как его поглотил туман. Я загасила сигарету об уже остывший камень и следила за серым вихрем, в котором исчез Макре. Обволакивающее облако давило на вереск, скалу, журчащую воду.
Оляпка предупредила меня первой. Она вынырнула и исчезла вверх по течению с пугающими тревожными криками, так что нервы мои задрожали. Затем за сплошной стеной тумана послышался шум. Проклятие. Глухой стук падения, задыхающийся крик и слабый звук удара. Громкий вопль Даугала: «Девочка! Беги!»
Затем страшное, резкое дыхание, задыхающееся, дребезжащее в сдавленном горле. Еще один глухой стук. И тишина.
Глава двадцатая
Мой визг острым ножом паники распорол туман, но серые клубы поглотили его, а потом и меня. Они царапал и хватал, а я, спотыкаясь, бежала туда, где слышала голос Даугала.
Я не отважна, испугалась до холодного и вызывающего тошноту ужаса. Но не думаю, что нормальный человек без колебания убежал бы, услышав, что поблизости напали на друга.
Через пять ярдов я споткнулась и упала, настолько сплошной туман окутал торфяник. Не было видно даже берега, и резкий шаг мог привести к сломанной лодыжке или, в лучшем случае, к падению в скрытый скалой водоворот. Я встала, глупо протянула руки и пошла на ощупь, словно могла раздвинуть сплошную пелену. Через четыре ярда тумана почва исчезла под ногами, я покатилась и упала на колени в густом вереске.
Глухая тишина. Звуки борьбы прекратились. Даже река текла безмолвно. От страха я припала к земле, потрясенная и напуганная, сжимая влажные стебли и с напряжением вглядываясь широко открытыми, ничего не видящими глазами в темноту вокруг, поворачивая голову из стороны в сторону бессмысленными покачивающимися движениями, будто только что вылупившийся птенец, который нюхает воздух. Туман еще сильнее навалился, сбивая с толку, уничтожая чувства. Пустота. И неизвестно, куда течет река, где я слышала борьбу, и где, возможно, сейчас находится убийца.
Затем я услышала, как он дышит.
Тихий шаг. Еще. С вереска капает вода. Зашуршала густая осока и замолкла. Тишина.
Кажется, он впереди, справа. В этом я уверена, но насколько близко?.. Теперь дыхание послышалось сзади. Моя голова резко повернулась на плечах, мускулы будто превратились в тугие и сухие веревки. Я почувствовала, что глаза у меня стали еще шире, рот панически открылся, руки сильно сжимали стебли вереска, пока я не подумала, что убийца услышит хруст моих костей.