— Найдем! — к моему удивлению, очень громко ответил, почти крикнул отец.
— Почему ты кричишь? — удивился я.
— Ты тоже говори громче. В лесу могут попасться волки и медведи, надо их пугать.
Встреча с медведем не предвещала ничего хорошего. Мне сразу же припомнился наш дальний родственник из Лахири Спиридон. Лицо его было так изуродовано медведем, что мы, дети, боялись его, хотя он был добрым, веселым и общительным человеком. Медведь повстречался с ним ночью и решил, как говорили шутники, «закусить мясом Спиридона». Спиридон обладал редкостной силой, и борьба человека с медведем длилась очень долго. Их нашли утром случайные прохожие. И человек и медведь были едва живы. Причем они так крепко обняли друг друга, что, несмотря на бессознательное состояние обоих, разнять их оказалось чрезвычайно трудно. Медведя тут же убили. Спиридона принесли домой и выходили. Но на всю жизнь он остался инвалидом. После этого события дедушка Гиго объяснил мне, что все было бы иначе, если бы Спиридон не испугался, не потерял самообладания. «Смелость, только смелость может победить медведя», — уверенно сказал дедушка.
Мне показалось, что смелости для схватки с медведем у меня хватит. И я наметил план действий на случай неприятной встречи: бить его по морде камнем. Для этого я потихоньку от отца поднял с дороги увесистый булыжник и решил согласовать свои действия с отцом.
Отец выслушал мой план и согласился с ним. Я не почувствовал иронии в его словах, когда он сказал:
— Значит, решим так: я схвачу медведя за уши, а ты в это время будешь бить его камнем по морде. Только бей сильнее и скорее, а то я долго его удержать не смогу. Хорошо?
Я согласился, но о том, что камень у меня в руке, не сказал.
В месте, где нам нужно было повернуть на тропинку, поднимающуюся на гору, зашуршали палые листья, раздался треск веток. Зверь явно шел нам навстречу. Сомнений в том, что это именно медведь, у меня не было. Я со всех сил швырнул булыжник вперед.
— Деавон![5] Деавон! Помогите! — раздался испуганный человеческий голос, и что-то тяжелое рухнуло на землю.
Я перепугался так, что сердце у меня, казалось, остановилось. Рядом со мной в оцепенении стоял отец. Так простояли мы несколько секунд.
— Идем! — крикнул он и схватил меня за руку. — Идем скорее.
Мы бросились вперед и тут же наткнулись на человека, лежавшего поперек тропинки.
Отец присел на корточки и тронул голову лежащего без признаков жизни человека. Тот неожиданно вскочил на ноги и, заорав нечеловеческим голосом, бросился от нас наутек.
— Убежал. Какой-нибудь больной, припадочный, наверное.
Я колебался, сказать ли отцу о камне или не говорить. Решил, что не стоит его расстраивать. Все равно теперь уже горю не поможешь.
Мы быстро пошли вверх по тропинке.
Навстречу нам вышли дядя Кондрат и Теупанэ.
— Где вы так долго пропадали? — с укором, проговорила мать, когда мы вошли в дом.
— Почему ты плачешь? — удивился отец.
— Это слезы радости. А вот до этого плакала так плакала, — объяснил дядя Кондрат.
— Мы считали... — Теупанэ, непонятно как попавший к нам, перекрестился. — Мы боялись, что новые правители расправились с вами... Я как простился с вами на дороге, так и решил сегодня же навестить вас, узнать, какие новости в Ажаре. А ты вон как задержался.
— Это ты, значит, страху здесь нагнал, — посуровел отец, — Как тебе не стыдно, старый уже человек! Да и все на свете перепутал. Какие же у нас новые правители?!
— Теупанэ не виноват, он только плакать помогал, — улыбаясь, произнес дядя.
Но не успели мы сесть за ужин, как во дворе залаяла собака. Гурбел лаял с остервенением, явно на незнакомого.
Отец вышел во двор и вернулся с нашим старым знакомым Амдалом.
— Какой счастливый ветер принес тебя к нам в дом да еще в такую позднюю пору? — отец указал гостю на скамейку.
— Счастья тут мало, дорогой Коция. Посмотри, в каком я виде! Так бежал, что все разорвал на себе. Еле ваш дом нашел.
Вид у Амдала был действительно незавидный.
— Кто тебя обидел? — заволновались взрослые.
— В доме у вас есть крест? — осведомился гость.
— Конечно, есть! Уай! За кого ты нас принимаешь? — обиделась мама.
Считалось, что если в доме нет креста или иконы, то говорить о злых духах небезопасно.
— Знаю, добрая Кати. Я на всякий случай спросил, — оправдался Амдал и сообщил, что встретил деавона.
— Так вот, слушайте, — начал Амдал, немного отдышавшись. — Я сегодня случайно задержался... Вы не заметили, что сегодня вечер наступил необычно рано?
Вопрос для всех был неожиданным. Стали вспоминать, когда же сегодня наступил вечер.
— Не заметили, — за всех ответил Теупанэ.
— Да, да, — продолжал Амдал, — еще даже солнце не зашло, а начало темнеть. Это сделал проклятый богами деавон... Эх, плохи наши дела, людей нехороших стало много, вот и появился у нас деавон. В Дали он очень опасен, церквей здесь мало, народ богов забыл. Плохо!
— Яро, принеси гостю помыться, — коротко приказал отец, видя, что Амдал уклоняется от главного, и давая ему возможность окончательно прийти в себя.
Но Амдал даже не посмотрел на кувшин с водой, который я принес.
— Как я уже сказал, вечер наступил очень рано, — снова заговорил он. — Иду я на пастбище, как вдруг... вижу, — Амдал закатил вверх круглые желтые, как грецкие орехи, глаза, — вижу... проклятый с горы ко мне идет в образе бесхвостого человека. Деавон! Потом он бросил мне камень в грудь. Я упал и не помню, что было дальше. Когда я проснулся...
— Как проснулся? Ты что, во сне все это видел? — разочарованно протянул Теупанэ.
— Нет, что ты, — возразил Амдал, — не во сне, конечно, а наяву, только я был в обмороке: деавон меня усыпил.
Но Теупанэ уже стал сомневаться в истинности слов Амдала:
— Это, наверное, был простой деав. Их на мельнице много. Я, правда, ни разу не видал, но люди говорили.
— Нет, нет, Теупанэ, я их знаю, — самоуверенно твердил гость, — я много их видел, и тех и других, проклятых,
— Дальше я все расскажу сам. Пусть он пока помоется, — вмешался отец. — Дальше было так. Деавон вместе со своим сыном подошел к тебе и хотел оказать помощь, но ты еще пуще испугался и начал орать, а потом бросился наутек. Яро был свидетелем тому. Скажи ему, Яро.
Пришла моя очередь во всем сознаться и внести окончательную ясность в ход событий. И я рассказал, как припас для медведя камень и как бросил его, заслышав шум.
Закончив свои признания, я опустил глаза, готовый покорно вынести упреки Амдала и родителей.
— Ты молодец, — неожиданно похвалил меня Амдал, — просто молодец! Крепкая у тебя будет рука. Как ударил меня!
Все засмеялись, и я понял, что за проступок мне не грозит никакой кары.
Закусив тем, что имелось в доме, гости стали собираться домой.
— Давай, Амдал, я провожу тебя на пастбище, — не без ехидства заметил Теупанэ, — а то тебя какой-нибудь мальчишка снова обидит.
— Ты сам благополучно доползи до своего дома, — рассердился Амдал. — Твоим слезливым глазам я не очень-то верю...
Когда мы остались одни и стали готовиться ко сну, мать спросила у отца:
— Ты, конечно, сыр так и не продал?
— Забыл. Да и сейчас там не до сыра. Ладно, давайте спать, сами съедим.
Председатель сельсовета
В Лахири весну ждали долго и тяжело. Когда она приходила, людям казалось, будто с них сняли каменную плиту, давившую на них долгие месяцы.
Близость к Широким странам облегчала зимнюю жизнь. В нашем доме появились такие удобства, о каких мы прежде, в Лахири, и думать не могли. Вместо лучины у нас теперь была роскошная, светлая лампа с пузатым стеклом. Очаг заменила печь. Дым выходил через дымоход, устроенный отцом. Одним словом, жизнь наша приняла совсем новые формы.
Сеяли мы главным образом кукурузу. Она давала на нашем скромном участке хорошие урожаи. Кукурузы не только хватало для питания, но и появилась возможность скармливать ее скоту. На нашем дворе хрюкали свиньи и визжали розовые поросята. В дом пришли некоторое довольство и сытость.