Он был просто аморальным аристократом, который хотел ею воспользоваться. И к своему стыду, она не была уверена, что не поддастся его чарам.
С невероятным скрипом окно открылось. Холодный влажный воздух наполнил детскую, и Вивьен глубоко вдохнула, наслаждаясь его свежестью.
— Канцелярский клей. — Майкл наклонил голову, обследуя подоконник.
— Простите?
— Один из моих братьев замазал щели канцелярским клеем, вот окно сразу и не открывалось.
Вивьен подошла ближе, взяла кусочек серого вещества и растерла пальцами.
— Ты уверен, что это не твоих рук дело?
— Конечно. Скорее всего это Гейб. Он самый младший и последний, кто здесь учился.
Вивьен было очень интересно узнать побольше о детстве Майкла, и она спросила:
— Он сейчас в Африке, не так ли? Леди Стокфорд как-то упоминала его имя.
Майкл кивнул.
— Гейб составляет карту джунглей, где не ступала нога белого человека, зарисовывает флору, фауну и неизвестные виды животных.
— У ее светлости на стене в рамке висит рисунок, который он прислал. — Вивьен вспомнила высоких пятнистых существ, тянущих свои длинные стройные шеи вверх к деревьям. Жирафы — гласила надпись.
— До сих пор Гейб присылает мне то шкуру льва, то боевое копье, то еще что-нибудь. У меня дома в Лондоне целая комната украшена его сувенирами.
Вивьен охватило странное чувство обиды, что она никогда не увидит место, которое он называет домом, никогда не прикоснется к вещам, которые он ценит, никогда не окунется в его будничную жизнь. Конечно, это было лишь любопытство, ведь этот мужчина до сих пор остается для нее загадкой.
Отряхнув руки от пыли, она произнесла:
— Ее светлость говорила, что твой средний брат в армии.
— В кавалерии. Джошуа дослужился до звания капитана и обижается, когда его называют просто солдатом.
— Ты часто видишься со своими братьями?
— Джош иногда останавливается в Лондоне, прежде чем приехать сюда к бабушке. Гейб уехал уже два года назад, но он всегда пишет, если встречает торговый пост или почтовый пароход.
— Ты скучаешь по ним?
— Конечно. — Теплая улыбка озарила лицо Майкла, и оно приняло неожиданно доброе выражение. — Нам всем так хотелось побыстрее вырасти. Мы все время мечтали о том времени, когда покинем людей, которые были нам так дороги.
— Да, правда, — пробормотала Вивьен, удивленная его способностью испытывать такие глубокие эмоции. Она тоже Скучала по родителям и по родному цыганскому табору. Она ужасно хотела ощутить запах костра, поболтать с женщинами, послушать рассказы стариков. Как странно слышать от надменного Майкла Кеньона о его детских воспоминаниях.
Будто жалея, что рассказал так много о себе, Майкл прошел через комнату и остановился у полки, где в ряд был установлен целый батальон игрушечных войск. Стоя спиной к Вивьен, он взял в руки миниатюрного солдатика и стал его рассматривать.
Несколько мгновений Вивьен наблюдала за ним, представляя маленького черноволосого мальчика — как он сидел за партой или подшучивал над одним из своих братьев. Как же все-таки сильно отличалось его воспитание от ее. У нее было много свободы и совсем чуть-чуть образования и запретов. Родители в таборе были снисходительны, терпимы и до безумия любили детей. Майклу же она завидовала из-за его братьев, потому что в свое время очень хотела иметь брата или сестру.
Подойдя к полке, она тоже взяла солдатика, оказавшегося на удивление тяжелым.
— Это игрушки Джошуа?
Майкл слегка нахмурился, будто вдруг вспомнил о ее присутствии.
— Да. В этой комнате мы устраивали настоящие битвы.
Вивьен поставила фигурку обратно и заглянула в открытую коробку. В ней лежали засохшие краски.
— А это, должно быть, Гейбриела.
— Он любил рисовать с тех самых пор, как только его пальцы в первый раз обхватили карандаш и кисть.
Сделав несколько шагов в сторону, Вивьен увидела на полке несколько разбитых птичьих яиц в гнездах.
— А это? Кто это собирал?
— Я.
Лаконичный ответ Майкла не вызвал дальнейших вопросов. Но Вивьен все же задала один.
— И камни тоже? — Она показала на аккуратно расставленные на полке камни с надписями.
Майкл кивнул.
— Надо бы их выбросить вместе с другим мусором.
— Нет! Эми наверняка захотела бы посмотреть, чем ты интересовался в детстве.
— Сомневаюсь. Ей больше нравятся куклы и разные девчачьи игрушки.
— Все дети любят слушать истории о детстве их родителей.
Обо всем, что они любили. Все эти вещи, — Вивьен дотронулась до желтого птичьего перышка, — показывают, что ты любишь землю и природу. По крайней мере когда-то любил.
Майкл надменно вскинул вверх бровь:
— А ты многое можешь узнать по старым мальчишечьим вещам?
— Возможно, да. А возможно, и нет. — Увидев гримасу на его лице, Вивьен решила высказать вслух мысль, которая только что пришла ей в голову. — Знаете, что странно, милорд?
Оба ваших брата до сих пор преданны своим детским увлечениям. В то время как вы впустую тратите время в Лондоне.
Майкл посмотрел на нее прищуренными глазами. И вновь его лицо приобрело снисходительное выражение. Он нежно взял ее за руку.
— Как раз наоборот. Я занимаюсь именно тем, что интересует меня больше всего. Соблазняю женщин.
Он сладко улыбнулся, из-за чего у Вивьен заныло внизу живота. Выдернув руку, она быстро отступила назад.
— Я, конечно, не могу осуждать вас, аристократов, за стремление обладать огромными владениями. Но я знаю наверняка, что если ты любишь эти земли, то навсегда должен вернуться сюда. И Эми тоже.
— Это не тебе решать. — Улыбка исчезла с лица Майкла.
Он подошел к Вивьен, заставляя ее или отступить, или принять его объятия. — Но довольно расспросов. Давай лучше поговорим о нас.
Вивьен отступила.
— Тут не о чем говорить.
— Наверняка тебе интересно, почему я впустил воровку в мой дом. И очень симпатичную воровку.
— Я ничего не украла! — выкрикнула она, хотя знала, что он не поверит ни одному ее слову.
— Это еще нужно доказать. Но в скором времени, возможно, мы лучше узнаем друг друга.
Подобно крадущемуся волку, он приближался к Вивьен, заставляя ее отступать и пугая таким быстрым превращением из доброго человека в искушающего соблазнителя. Натолкнувшись на стену между небольшим столом и дубовым шкафом, она выставила вперед кулаки.
— Предупреждаю, не смей прикасаться ко мне.
— Как пожелаешь. — Глаза Майкла показались сонными и равнодушными. Он оперся ладонями о стену с двух сторон, его широкая грудь была в нескольких дюймах от нее. — Я не хотел испугать тебя, Вивьен. Я просто хотел немного поговорить с тобой.
Вивьен совсем не доверяла этому сладкому голосу. Сердце ее забилось, страх и желание боролись в душе. В смятении она пыталась хоть как-то отвлечь его.
— Тогда я скажу тебе, зачем я пришла сюда, — проговорила она. — Я хотела найти что-нибудь, касающееся Харриет.
Майкл нахмурился:
— Мисс Олторп?
— Моей…матери. — Ее голос дрогнул. — Ты знал ее, Майкл.
Может быть, расскажешь, что ты помнишь о ней?
Глаза Майкла приобрели холодное и скептическое выражение, но он все же ответил:
— Она была высокая и худая как жердь. Она не выносила шуток, ругательных записок, передаваемых под столом. Когда мы слишком шумели, она отправляла нас к отцу, и тот хорошенько нас наказывал.
— И что же он делал?
— Давал хорошую трепку и частенько предлагал стакан джина.
— Джин? Ребенку?
Майкл посмотрел на нее с циничным равнодушием.
— Мисс Олторп об этом и не догадывалась. Однако я был слишком юн, чтобы ценить джин по достоинству, и всегда отказывался. Впрочем, как и мои братья.
В недоумении Вивьен покачала головой:
— И все же отец не должен провоцировать своего сына! Вам следовало бы обо всем рассказать матери, чтобы она это прекратила.
— Я и говорил, — пожав плечами, сказал Майкл, — но она считала, что жена должна подчиняться мужу, и никогда не подвергала сомнению поступки отца. Она лишь укрывалась в церкви и молилась за нас.