При виде Возгара бледное лицо главаря шайки резанула корявая усмешка — точно по белесой коре трещина пошла. Демонстративно сплюнув на пол, Дир отвернулся и, громко стукнув кубком о стол, бросил своим едкую остроту, вызвавшую громкий гогот. Слов Возгар не разобрал, да то и не требовалось — выродки пялились на него, в смехе обнажая острые клыки и гнилые зубы. Рассудив, что драка подождет, а вот похлебка остынет, равнодушно отвернулся и направился к своим. В глубине зала, подальше от толпы, но поближе к кухне и бочонку с медовухой ждали Берген и Зимич. Старик умел выбирать лучшие места, даром, что появился на свет от особой любви домовика и душевной бабы.
Здоровяк Берген молча подвинулся, уступая место приятелю. Зимич плеснул ароматной похлебки из стоящего тут же котелка, преломил краюху хлеба и буквально сунул Возгару под нос:
— Толковая, все-таки, Рёна, такой мякиш не каждой стряпухе дается! Большинство поварих сетуют, мол дурной драконий глаз тесто уронил, или ящурово племя муку попортило, а того признать не могут, что дело в них самих. Только те, кто сам с широкой душой могут так душу хлебную чуять. Кусай давай, он еще дышит!
От ароматного ломтя шел пар.
— Из печи только. Сейчас и порося вынесут, чую! — старик повел носом, принюхиваясь. — Ой, затейница! Яблоками с драконьим языком зафаршировала. Ну, чудо же, а не девка! Берген, ты б на ней женился что ли?! Добрая да пригожая — кровь с молоком, готовит — пальцы оближешь и оглоблю в прикуску съешь, в доме порядок, а как взглянет, так в жар бросает даже тех, в ком угли жизни еле теплятся! Долго еще в бобылях ходить будешь, а? — домовик с вызовом заглянул в спокойное лицо молодого приятеля. — Пора тебе, парень, давно пора стать свою отпрыскам передать, а то такое богатство без толку пропадает.
Возгар улыбнулся — беззлобный поток старческой болтовни направился в привычное русло. Его самого домовик почему-то щадил, избрав объектом домогания непрошибаемого, как скала здоровяка Бергена. За Возгаром Зимич признавал лидерство и без дела дергать привычки не имел. Рослый, широкоплечий как двое мужчин, светловолосый Берген мог за целый день не проронить ни слова, но наемник во всей Вельрике не встречал воина сильней и надежнее молчаливого блондина. Разве что ярл Тур в пору молодости, но то были легенды давно минувших лет.
Зимич демонстративно закатал рукав рубахи, обнажая мощное, покрытое защитными рунами предплечье воина. Берген едва заметно улыбнулся в усы, но руки не убрал, позволяя старику продолжать представление.
— Вот скажи, чем тебе Рёна не угодила? — продолжал наседать Зимич громче, привлекая внимание вошедшей в зал хозяйки постоялого двора. — Так и вижу какие у вас дети пойдут — богатыри в отца, а в мать — красавицы. А дедушка Зимич себе уже и теплое местечко за печкой присмотрел. Буду дом ваш беречь, да за ребятней приглядывать.
От представленной идиллической картины светлого будущего по щеке старца скатилась слеза умиления.
— Что бы дети пошли одного желанья мало. Верный муж познается в поту дней, да в жаре ночей, — Рена выставила на стол исходящего ароматами и текучим жиром поросенка, — да и не ищу я пока его, старче, хватает других забот и утех.
Наклонившись так, чтобы грудь ее не миновала отстраненного взгляда Бергена, женщина добавила:
— Сами драконы мощь тебе свою отдали, не иначе. От кого руны защитные нанес — от злыдней с навиями, или от бойких молодух? — Рёна хихикнула, добавляя, — Сдается мне биться и любиться ты с равной силой горазд?
— Не жалуюсь, — нехотя ответил мужчина, а щеки его под светлой бородой стремительно порозовели.
— Ну-ну, — усмехнулась хозяйка, походя оглаживая широкое плечо мужчины и явно наслаждаясь смущением немногословного великана.
— Вижу другой голод тебя пока терзает. Трапезничай, после поговорим, — от игривой улыбки на румяных женских щечках заиграли ямочки. Подвигнув еду уже пунцовому Бергену, и наполнив до краев кубки Возгара и Зимича, хозяйка удалилась к другим гостям.
Звук кантеле* (струнный музыкальный инструмент похожий на гусли) вплелся в многоголосый шум харчевни.