— Ну же, останься со мной… — приговаривал Возгар, наспех связывая свое и девичье запястье узами судьбы, теми, что уж целую вечность назад разорвала Яра в покоях на постоялом дворе.
Влажная мордочка ткнулась в богатырскую ладонь. Мокроус, недоуменно фыркая, потерся носом сперва о мужскую руку, а после о бледную щеку неподвижной девицы, лизнул, будто проверяя сойдет ли ему шалость с лап.
— К Дракосту плыви! — цыкнул на выдру воин, отпихивая зверька в сторону Фьорда. — На помощь зови!
Мокроус тут же скрылся в темных волнах — то ли недовольный тем, что его прогнали, то ли почуяв, как истончается чужая жизнь, утекает по капле в черный прибрежный песок. Но знал Возгар — не успеет старик драконоборец спасти последнюю из крылатых ящеров.
— Усинь, друг мой верный! — позвал, не ведая, криком ли, шепотом ли слова сорвались с уст. Может и вовсе лишь мыслей к коню обратился. Казалось воину — весь мир молчит, провожая в последний путь умирающую ящерку.
Не успел наемник глазом моргнуть, как зашуршал под копытами песок, и черный скакун с рыжим подпалом встал рядом, готовый исполнить любой приказ.
Легче перышка показалась Яра богатырю, когда пред собой на коня ее положил.
— Н-но, родимый! На тебя уповаю, уж ни зги не видно, но знаю — найдешь верный путь! — Возгар вжал босые пятки в гладкие бока, склонился к холке, любимую придерживая, и помчались они сквозь ночь: отравленная навью янтарная драконица, двоедушный потомок древних богатырей и скачущий по кромке мира меж явным и скрытым, конь, верой и правдой служащий своему человеку.
Сколько так скакали они наемник не ведал, лишь слушал все замедляющийся стук любимых сердец, да потуже стягивал путы судьбы на запястьях. Луна вышла из-за горных пиков и яблоком золотым покатилась по небу, освещая долы и склоны, хилые деревца и поросшие мхами камни, отливая в серебряном свете и черную гриву коня, и волосы всадника, выбеливая и без того, точно снегом припорошенную кожу в обрамлении рудно-медных прядей.
— Тпру! — резкий окрик раздался с востока, когда первые зарницы рассвета уже разбавили алым серость вершин. — Так мчать и за живыми душа не поспеет! — ярл Тур на гнедой кобыле поравнялся, подхватывая Усиня под узцы. Возгар чудом держался в седле, глядел на воеводу и не видел.
— Кажись, тут обоих спасать надо, Дракост! — вэринг спешился, кивнул подоспевшему Мошке и вместе с ним вынул лучника из седла.
— Яра! — дернулся тот, с трудом шевеля пересохшими губами, из последних сил обнимая суженую.
— Дышит, — Тур бегло коснулся девичьей шеи, — нам бы живой воды, старче. Хотя этого можно еще и обычной привести в чувство.
— Вижу, — буркнул Дракост, расстилая на земле расшитую рунами накидку, на которую Мошка с ярлом тут же уложили едва дышащих полюбовников.
— Прости, сестрица названная, не смог тебя сберечь, — морщинистая старческая рука ласково коснулась девичьего лба, смахивая растрепавшиеся волосы.
— Навия… укусила… яд… — смог выговорить Возгар, силясь приподняться. Юный вэринг тут же протянул воину флягу. Жадно припав, осушил ее наемник в три глотка и вновь обрел голос: — неужто нет лекарства какого или средства от яда этого?
Дракост печально покачал головой:
— Отравляет драконов не яд, а сама суть навий — вместе с кровью и соком все мысли потаённые и хотейки сокровенные проникают в душу. И до того тошно от той непроглядной тьмы становится, что жить невмоготу.
— Настолько, что ни узами доли, ни заговорами в мире не удержать? — Возгар взял ладони Яры в свои, ужасаясь ледяному холоду всегда жарких пальцев.
Промолчал драконоборец. Одинокая слеза скатилась по изрезанной морщинами щеке.
— Все за нее… за них отдам! В услуженье колдунам, ведуньям, да хоть к самим злыдням пойду! Жизни не пожалею, все одно без нее — не жизнь! Делай что хочешь, Дракост, лишь бы Яра жила! Хоть душу мою за нее забери! — отчаянье захлестнуло воина. Склонился он над возлюбленной, скрывая от прочих, как губы дрожат, а глаза влагой сочатся.
— Душу молишь забрать, — старец задумчиво потер бороду, — отчего ж не попробовать? Тем боле, что их у тебя с запасом.
Тур и Мошка удивленно уставились на драконоборца. Даже полуживой от долгой скачки Усинь поднял усталую морду, точно вопрошая: «Что старче задумал?»
— Отдашь ли ты, Возгар, сын Гордара, потомок ящера Светозара, свою драконью суть той, кто из яйца янтарного вылупилась, крылатой драконицей обернулась и в миру людском Ярой наречена?