— Отдам, — глухо ответил воин. Черные глаза вспыхнули нестерпимым огнем. С трудом выдержал Дракост этот взгляд, ярл Тур одобрительно хмыкнул, а Мошка попятился — жгла насквозь драконья натура, вырываясь из тесного человечьего тела.
— Не быть тебе боле двоедушным, не хранить в себе семя первородных ящеров, не обрести крыльев, над миром не воспарить, — янтарные четки сверкнули в старческих руках, бусины — слезы и кровь драконов былых, заструились, заспешили сквозь пальцы, сменяя друг друга, вспыхивая всеми цветами, будто пламя живое, нанизанное на бечеву.
— Не быть, — повторил Возгар, ощущая, как течет по жилам жидкий огонь, перетекает из ладоней его в холодные Ярины, и как отзываются, ускоряя ритм два сердца.
— Поцелуем скрепи дар, и коль чист он и верен, так тому и быть. Я, старший средь люда Первого Ящера, правдой, данной мне предками, вещаю — так тому и быть!
— Так тому и быть! — повторили вэринги. Возгар же, не слушая боле слов, припал к девичьему рту, отдавая всю нежность, что раньше таил, без слов говоря, о чем прежде молчал, всей душою моля о чуде и о любви. Болью вспыхнуло сердце богатыря и на миг показалось всем, что крылатая черная тень драконья выпросталась из тела воина, взмыла над поляной, чтобы пологом опуститься на двоих, лежащих подле и растаять золотой дымкой в первых лучах рассвета.
Яра вздрогнула, открывая глаза, и лаской тихою ответила на поцелуй.
‑ Снился мне черный дракон, пронзивший толщу вод, заключивший меня в объятия… — сладко потянувшись, рыжая приподнялась на локтях, словно не она только что на тот свет собиралась, а просто вздремнуть прилегла.
— То суженный твой самого мира законы попрал, себя наизнанку вывернул, до того сильна в нем хотейка рядом быть оказалась. Коль сам тому свидетелем не был — ни в жисть не поверил бы, — Дракост задумчиво перебирал драконьи четки, вновь ставшие обычными бусинами разноцветного янтаря.
Возгар же, ни слова не говоря, прижал Яру к себе так сильно, что у той дыханье сперло.
— Живая, — выдохнул, обжигая поцелуями шею, щеки, рудные волосы и трепещущие от настырной, необузданной нежности вежды.
— Ну что ты, дурашка, какой мне еще быть?! — девушка увернулась, отстраняясь и лишь тут разглядела стоящих поодаль ярла и юного вэринга. Мошка глазел на нее будто на ярмарочное диво — разявив во всю ширь рот и распахнув глаза так, что казалось они на лоб норовят влезть. Тур же любовным касанием гладил заплату на старом плаще, да, по взгляду судя, мыслями был далече от Твердыша.
— Навия ядом тебя отравила, — прошептал Возгар, не отпуская из объятий.
Яра, вмиг посерьезнев, прижала ладони к животу:
— Знать, правда все: и грот тот, и битва, и накрывшая тьма… — замерла, прислушиваясь к ощущениям жизни, что внутри нее тлела.
— В порядке дитя твое, — Дракост подал наемнице флягу. — Выпей травяной отвар — силы восстанови. Не каждый день с того света на этот ходишь.
Яра послушно глотнула, а затем внимательно посмотрела на воина, так и не посмевшего рук разжать. Заблестели янтарные глаза, задрожали слезы на краю ресниц, а голос девичий наполнился грустью:
— Небывалую цену отдал ты за нас, сын Гордара. И вовек захочу — не смогу за дар твой расплатиться. Каково тебе жить теперь — без души?
— Ты — душа моя и жизни свет. К тому ж, человечья-то мне осталась, — Возгар смахнул слезы с девичьих щек и улыбнулся счастливо. — А то, что нет во мне больше драконьей сути, так то справедливая плата — не я ль с рожденья ящеров поганью считал, а себя к людским богатырям без спросу приписывал? Иль обычный муж без чешуи и крыл тебе не мил?
— Мил, — Яра уткнулась доверчиво в мужское плечо, скрывая смущенный румянец и незваную грусть, а затем, и мига не прошло, вскинулась озорно, подмигивая Дракосту, — пожени-ка нас, братец названный!
— Самой долей вы связаны, да душой, одной на двоих, куда уж крепче, — усмехнулся глава общины.
— Просто пира с плясками захотелось, — тряхнула огненными космами ящерка и все дружно захохотали.
Свадьбу сыграли тем же днем. По такому случаю кормчий отложил отплытие, а рыбаки откопали припасенного на зиму, просоленного береговыми волнами лосося. Скёль пела, вэринги пили, а Яра, под покровом алого полотна казалась Возгару прекраснее всех живущих и живших с зари времен. К ночи рука об руку спустились молодые к причалу. Под свободными одеждами жены выступал округлившийся живот, едва заметно светился, пробиваясь сквозь кожу, крохотных огонек готовой народиться жизни.
— Скоро он? — спросил воин, бережно обнимая суженую.