— Бедный мальчик, — сказала подслеповатая старушка киоскерша, подавая мне «Ээсти сына» и почтовый конверт. — В такой мороз бегаешь с голыми руками. Даже перчаток для детей у нас теперь нет.
И вдруг за моей спиной раздался грубый мужской голос:
— Ваше дело продавать газеты, — а не агитировать!
Даже не взглянув на этого мужчину с грубым голосом, я испуганно заторопился прочь. Этот угрожающий голос вернул меня на землю. Мы с Олевом слишком увлеклись, будто играли в то, что собирались сделать. Разве не игра, что я побежал на улицу в резиновых перчатках? Варежки тоже не оставили бы следов. И вся наша великая конспирация тоже превращалась в игру. А жизнь — не игра. И там, где подкарауливает смерть, игра годится меньше всего. Нашему письму предстояло отправиться туда, где караулит смерть, а мы, словно для собственной потехи, придумываем всякие фокусы. На такие размышления навел меня грубый окрик: «Ваше дело продавать газеты, а не агитировать!»
Странным образом за время моего отсутствия у Олева возникли точно такие же мысли.
— Давай быстрей наклеим, — сказал он. — С таким делом не годится слишком долго тянуть. Балуемся тут, словно стенгазету делаем. А ты подумай, что значит наше письмо для Хельдура и его матери.
Вечером, когда уже стемнело, я пошел туда, куда приглашал меня заходить Хельдур. На Парковую улицу в дом номер четырнадцать во дворе, квартира пятая. Но я не постучал в дверь. Только опустил письмо в ящик.
СЛЕЖКА
Пожалуй, мы целый час простояли с Олевом на Солнечном бульваре шагах в двадцати от дома, где жил господин Велиранд.
Всякий, кто проходил мимо нас, должен был думать, что встретились тут случайно два приятеля и обсуждают какие-то ерундовые, каждодневные мальчишеские или школьные дела, И каждый прохожий мог услышать обрывок примерно следующего разговора:
— А ты на завтра уже выучил?
— Более-менее. Только это стихотворение никак не могу запомнить.
— Я вообще не люблю забивать башку стихами. Не знаю вообще, зачем это надо!
— Черт его знает.
— Завтра гимнастика, надо бы не забыть дома тапочки.
— Ты, собственно, куда направлялся?
— К одному приятелю, тут неподалеку.
Но стоило только прохожему удалиться, наш разговор принимал совсем другое направление.
— Может быть, Велиранд сегодня и не выйдет из дома?
— Подождем еще. Хотя бы полчаса.
— Ведь он же дома.
— Точно. Из-за шторы затемнения видна полоска света.
— А что мы будем делать, если он пойдет в нашу сторону?
— Останемся на месте. Он нас все равно не узнает.
Действительно, в затемненном городе вечером не так-то легко узнать кого-нибудь. К тому же небо было в облаках. Только снег белел. Правда, время от времени мимо проезжали машины, но их фары сквозь маскировочные щели недалеко бросали свой синеватый свет.
И тут скрипнула дверь. Это дверь велирандовского парадного. Скрипнула и со стуком захлопнулась.
Мы напряженно прислушались. Шаги. Медленные, спокойные шаги, явно приближающиеся к нам.
На всякий случай я повернулся к приближающемуся человеку спиной, потому что мое лицо могло сказать Велиранду гораздо больше, чем лицо Олева.
— Черт его знает, что такое! — сказал Олев не своим голосом.
— Завтра гимнастика, надо не забыть дома тапочки, — сказал я.
Мы оба старались изменить свои голоса насколько возможно.
— Ты, собственно, куда собирался?
— К одному приятелю, тут неподалеку.
— Ладно, я провожу тебя, у меня все равно уроки на завтра сделаны.
— А это стихотворение ты выучил?
— Конечно, оно так легко запоминается. Мне вообще нравится заучивать стихи.
Мужчина, который прошел мимо нас, оказался Велирандом. Его рост. Его походка. Только свою велюровую шляпу он сменил на меховую шапку. Он даже не глянул на двух беседующих мальчишек. Но если бы он догадался…
Олев посмотрел на часы. Они показывали четверть двенадцатого.
— Начнем, — сказал Олев.
И по пятам за Велирандом последовали две тени.
Мы не видели Велиранда, но мы слышали поскрипывание снега у него под ногами. С Солнечного бульвара он свернул на улицу Звезды, а с улицы Звезды — на Еловую аллею. Конечно, под нашими подошвами тоже скрипел снег — мы должны были соблюдать осторожность. На всякий случай мы шли в такт с Велирандом. Вдруг он остановился, и мы тоже сразу остановились затаив дыхание. Почему он остановился? Заметил, что за ним следят? Нет, наверно, у него просто развязался шнурок, потому что несколько мгновений спустя он продолжил свой путь.