Прежде чем уйти, Велиранд вырвал из записной книжки листочек и написал на нем номер своего телефона: 22–34.
— Если эта брошюра вам понадобится, непременно сразу же звоните. Я возвращу без промедления.
— Эта брошюра мне не понадобится, — сказала мама.
— Ну, я надеюсь, вы мне доверяете. Она не пропадет. Ни в коем случае. Значит, я могу зайти к вам еще, когда проработаю брошюру?
— Пожалуйста, — сказала мама, но лицо ее выражало совсем обратное.
— Тысячу раз спасибо. Не знаю, как смогу вас отблагодарить.
Я пошел проводить его в прихожую. Надев свою велюровую шляпу, он почему-то счел необходимым похлопать меня по плечу и сказать:
— Выше голову, молодой человек! Все кончится хорошо.
Затем дверь за ним захлопнулась.
— Подозреваю, что он не совсем нормальный, — сказала мама, когда я вернулся в комнату.
Но у меня было совсем другое подозрение. И я заторопился к Олеву поделиться своими соображениями.
Мне повезло; я застал своего друга дома в последнюю минуту — он как раз собирался уходить, но сразу же отказался от своего намерения, стоило ему только посмотреть на меня.
— Ты хочешь что-то сказать, верно?
— Кое-что.
И я рассказал Олеву о посещении нашей квартиры господином Велирандом. Описал ему все как можно точнее. Олев слушал меня очень внимательно и временами просил повторить ему некоторые детали.
— Мама думает, что у него не все дома, — закончил я свой доклад.
— Это весьма похоже на правду, — сказал Олев. — Но что-то здесь все-таки не сходится.
— Вот и мне так кажется.
— Странное впечатление оставляет его намек на грозу с Востока. Во всяком случае, говорить так незнакомым людям опасно. Обращает на себя внимание и то, что он проявил интерес к тебе.
— Мне это тоже бросилось в глаза.
— Очень странный визит. Почему какой-то чокнутый господин приперся к вам именно тогда, когда по городу начали рыскать немецкие шпики? Почему никогда раньше он не чувствовал интереса к садоводству?
У Олева возникли точно такие же мысли, как и у меня. Поначалу мы все же только строили предположения, кто такой этот господин Велиранд. Мы не знали о нем ничегошеньки.
— Знаешь что… — сказал вдруг Олев. — Я возьму у соседей телефонную книгу. Посмотрим-ка, где этот тип живет.
Вскоре мы с жаром принялись изучать телефонную книгу, но тут нас постигло первое разочарование: фамилии Велиранд в книге не значилось. Мы изумились. Был Вельдеман и Вельмре, а Велиранда просто не существовало.
— Он ведь написал свой номер, — сказал я удивленно. — Двадцать два — тридцать четыре.
Мы растерянно молчали. Наконец Олев нашел выход:
— Телефонная книга не такая уж толстая. Давай поищем, чей это номер.
Мы начали с первой страницы. На букву «A» такого номера не оказалось. На «B» тоже. На «C»[4] в телефонной книге вообще не было фамилий. Сразу после «C» шла буква «D». И тут мы нашли этот номер: Драбкин Даниель, Солнечный бульвар, 7, кв. 2… 22–34.
Мы уставились друг на друга. Что бы это могло значить?
Даниель Драбкин был нашим учителем математики. «Драбс» — как прозвали его школьники.
Вывод был, конечно, простой: наш учитель убежал от немцев, а Велиранд получил его квартиру.
Возник вопрос: где же был Велиранд раньше?
И еще один вопрос, более существенный: почему новые власти дали Велиранду квартиру, если он человек, который ждет грозы с Востока, из России?
Эти вопросы требовали ответа.
— Мы должны сходить туда, — сказал Олев.
— Куда? — не понял я.
На Солнечный бульвар в дом семь.
— Ну да… но… как же?
— Придется что-нибудь придумать.
И мы действительно придумали.
Мы вспомнили, что приближается 10 ноября — Мартов день. По старинному народному обычаю, накануне вечером дети ходят ряжеными по домам, и появление ряженых даже у незнакомых людей никого не может удивить.
РЯЖЕНЫЕ
Моя мама удивилась, когда я объявил ей вечером девятого ноября, что пойду ряженым.
— Что это тебе вдруг в голову взбрело? — спросила она. — В военное время!
— Ну ведь есть же такой обычай, — сказал я. — Олев тоже пойдет.
Маски и одежду мы уже заготовили. Я должен был изображать медведя, а Олев — дрессировщика. По понятной причине требовалось, чтобы именно мне не пришлось говорить. У меня сохранилась медвежья маска, которую я надевал однажды на маскарад в школе. Еще я собирался надеть отцовскую куртку на меху. Когда я вывернул ее наизнанку, получилась мировая шкура, чуть ли не лучше, чем у настоящего медведя. Олев сделал себе маску сам. Он вырезал ее из плотной бумаги для черчения и здорово раскрасил пастелью. Еще он намеревался надеть старое материнское зимнее пальто. Оно было ему до пят, что вполне уместно для дрессировщика медведя. Затем он снял цепочку с вентиляционной решетки, потому что опасного хищника нельзя вести просто на веревке.