Жонглер вложил служанке монетку в руку, и та выскользнула из комнаты. Затем закрыл дверь на щеколду и подождал, пока стихнут шаги. Других шагов, приближающихся к двери, он не услышал. Убедившись в том, что их никто не подслушивает, повернулся к женщине-барду. Она поставила свою сумку у изножья кровати, а лютню в футляре держала в руке и с ней вместе тихо опустилась на мятое покрывало. Лютнистка слегка повернула голову, и ее прямые светлые волосы рассыпались, обрамляя лицо, словно занавес сцену.
— Имя, которое ты произнесла… Эр'рил, — сказал он, пытаясь сразу разобраться в ситуации. — Почему ты меня так назвала?
— Но это же твое имя, разве не так?
Женщина, миниатюрная и крошечная, точно ребенок, осторожно положила лютню рядом с собой, но руки с нее не убрала.
Не обращая внимания на ее вопрос, он спросил:
— А ты кто такая?
— Я Ни'лан, из Лок'ай'херы, — кратко ответила она и подняла на него глаза в надежде, что он узнает имя.
Лок'ай'хера? Почему это название кажется ему знакомым? Жонглер попытался вспомнить, но не смог, за свои странствия он побывал в невероятном количестве городов и деревень.
— Где это?
Женщина отодвинулась от него и словно ушла в себя. Потом достала лютню из футляра, и снова ему показалось, что красное дерево, когда на него упал свет, зажило собственной жизнью.
— Как же быстро ты забыл, Эр'рил из Станди, — прошептала она, глядя на лютню.
Он вздохнул, ему надоели эти игры.
— Никто не называл меня этим именем сотни зим. Тот человек давно умер.
Он подошел к окну и отодвинул ветхую занавеску. Мужчины с факелами толпились во дворе. У многих в руках были ведра и лопаты. Подъехал фургон, и мужчины забрались в него. Двух тягловых лошадей пришлось хлестать бичами, чтобы они сдвинули с места такой груз. Фургон медленно покатил в сторону дороги. На западе оранжевое сияние заката заливало предгорья.
Неожиданно он вздрогнул, вспомнив, как в последний раз так же стоял у окна в той проклятой долине. Потом увидел пожары, бушевавшие среди холмов.
— Зачем ты меня искала? — спросил он, не оборачиваясь.
В стекле он видел отражение женщины-барда, которая сидела на кровати, опустив голову, и перебирала струны лютни. Одинокие ноты смягчили неприятную атмосферу, воцарившуюся в комнате.
— Потому что мы последние.
Ее музыка уводила его воображение из этой комнаты куда-то вдаль.
— В каком смысле — последние? — пробормотал он, повернувшись к ней.
— Мы — последний шепот силы из далекого прошлого, силы Чи.
Жонглер нахмурился. Он возненавидел имя бога, бросившего Аласею на растерзание гал'готалам.
— У меня нет этой силы, — сказал он жестко.
Она склонила голову набок, и волосы полностью закрыли ее маленькое лицо.
— Ты прожил пять веков и все еще сомневаешься в своей силе?
— Это сделал мой брат.
— Шоркан, — прошептала она.
Эр'рил едва заметно вздрогнул, когда она произнесла это имя. Затем, приподняв одну бровь, внимательно посмотрел на женщину.
— Откуда ты так много знаешь обо мне?
— Я изучала древние истории. — Тонким, изящным пальцем она убрала с лица прядь волос, и он увидел один фиалковый глаз. — И знаю древние слова: «Трое станут одним, и Книга будет связана».
— Старые слова из давно забытых времен.
Она прищурилась:
— Ты уже не похож на человека из тех историй. Тот человек спас Книгу и защитил ее. Он путешествовал по стране, пытался поднять восстание против Верховного Повелителя Гал'готы. Говорят, он все еще не оставил надежды сокрушить его.
— Я же сказал, это старые истории.
— Нет, это одна история. — Она убрала палец, и волосы снова закрыли лицо. — И она продолжается по сей день.
Эр'рил сел на подоконник.
— Как ты меня узнала?
Она погладила лютню у себя на коленях и тронула струну:
— Музыка.
— Что? Какое отношение твоя лютня имеет ко всему этому?
Она снова погладила лютню кончиком пальца.
— За Зубами, в глубине Западных Пределов когда-то стояла древняя роща деревьев коа'кона. Ты ведь знаешь о них — о волшебных деревьях коа'кона. Или забыл и про них?
— Я помню одно такое дерево, оно росло в центре долины А'лоа. — Он мысленно представил, как вечернее солнце просвечивает сквозь усталые ветви одинокого дерева коа'кона и его цветы в закатных лучах кажутся сапфировыми. — Оно выросло выше всех шпилей города.