"Тоже нашли место», — злобно подумал Хайдар.
И вдруг ужаснулся: а не из-за него ли они ссорятся? Рассказывали, что одичавшие собаки и кошки питаются трупами. Но ведь он не труп!
Хайдар дико закричал, рванулся и в последнее мгновение увидел в разрыве туч ослепительно яркое солнце.
Оно медленно блекло, словно остывало в его стекленеющих глазах.
Собака, все еще грозно рыча и оглядываясь на кошку, медленно подошла к неподвижному телу, остановилась и стала принюхиваться. Черный шершавый нос ее нетерпеливо вздрагивал.
Их вели по знакомой дороге. Не раз ходили они здесь в лес за дровами. От лагеря до опушки было не меньше часа ходьбы.
Никодим Арсентьевич оглянулся по сторонам и сердце его сжалось. Еще никогда не было так много автоматчиков с ними, значит… значит, правда то, что он услышал тогда под нарами.
Слезы затуманили его глаза. «Эх, Варя, столько мучений вынес я в надежде, что рано или поздно снова увижу тебя, сколько унижался, — и на вот!.. А Сашка, наверное, уже большой — не узнаешь… Выходит — не суждено свидеться нам, родные…»
— Никодим Арсентьевич!
Он вздрогнул, сбился в шаге. Рядом шел Каджар, как ни в чем не бывало, смотря вперед. Только губы шевелились.
— Идите, не обращайте на меня внимания. И слушайте.
Тревожно и радостно, с надеждой застучало сердце. Они же знали, готовились… может, выручат еще… десант или еще что…
— Нас ведут на смерть. Это точно, объяснять некогда. Но мы не можем погибнуть, как бараны на убойном пункте. Мы солдаты. И мы должны бороться. Будет дан сигнал — пистолетный выстрел. Помогайте тем, кто бросится на конвойных. Надо захватить оружие и — в лес. Не трусьте, Никодим Арсентьевич. Выживают смелые.
Цокали по мостовой сотни деревянных подошв. Угрюмо шли по обочинам конвоиры.
Где-то вдали, наверное, в городе, громыхнул взрыв, и все разом, замедляяя шаг, повернули в ту сторону головы.
— Шнель! Шнель!
Снова мерно цокают деревяшки по булыжнику.
И вдруг в разрывах туч блеснуло солнце. Засверкало, повеселело все вокруг, заулыбались пленные: солнышко… Но тучи снова сомкнулись.
Вот и проселок, сворачивающий к лесу. Дугой изогнулась колонна.
Ну, когда же, когда?
Его ждали, но в утренней загородной тишине, нарушаемой лишь глухими шагами по влажной земле и редким бряцаньем оружия, прозвучал он неожиданно — коротко и резко. На какую-то долю секунды все замерли, потом ринулись в разные стороны.
— Бей гадов!
Резанула воздух автоматная очередь. Кто-то закричал дико, предсмертно. И снова — выстрелы, крики, топот ног, прерывистое дыхание, удары…
— К лесу! Отходите к лесу!
Он был рядом, спасительный лес.
И они уходили все дальше, тяжело дыша и поминутно оглядываясь и прислушиваясь сторожко, еще не веря, что вырвались, что спаслись. И здоровые поддерживали раненых, которых успели подхватить на бегу.
Никодим Арсентьевич задыхался, ноги подкашивались.
— Не могу, — он рванул ворот лагерной куртки, приник к шершавой коре дерева.
И услышал голос Каджара рядом:
— Стоп! Тихо!
Замерли люди. И ясно услышали шум моторов совсем недалеко.
Немцы?!
Каджар вскинул добытый в бою автомат, оглядел всех быстрым изучающим взглядом.
— Не паниковать. В нашей группе человек тридцать, так? Оружие — автомат и винтовка, патронов… у меня двадцать семь… Винтовочных?
— Полный магазин и четыре обоймы, — ответил Кемал, обладатель винтовки.
— Так вот — ни один патрон не должен быть израсходован зря. Бить только, когда полностью уверен, что не промажешь. Я это к тому, что если меня убьют, — тот, кто возьмет автомат, чтоб знал. И про винтовку также. Ясно? А сейчас всем оставаться на месте. Надо выяснить, что к чему. Пошли, Кемал.
Пробираясь между голыми хлесткими кустами, они подползли к опушке.
— Лесок-то оказался жидковат, — шепнул Кемал.
— Да, но других здесь не бывает, — ответил Каджар. — Пусть небольшой, по лучше, чем в поле.
Они раздвинули кусты и увидели немцев возле автомашин. Офицер что-то кричал солдатам, указывая на лес, и вдруг сделал руками, словно хотел обнять кого-то.
— Фолькштурмовики, — одними губами сказал Каджар. — Окружить хотят. Давай назад.
Их ждали с нервным тревожным нетерпением.
— Ну?
— Что?
— Немцы?
— Много?
Каджар поднял руку.
— Положение наше, прямо скажу, паршивое. Не забывайте: мы на немецкой земле, не на своей. Помощи ждать неоткуда. — Голос его стал уверенным, звонким. — Значит, товарищи, один выход — драться. Ведь не для того мы бежали, чтобы снова вернуться к фашистам. Там смерть наверняка. А здесь, если и смерть, то в бою. Задача, я думаю, ясна. — Он снова оглядел всех пристальным, цепким взглядом. — Слушай мою команду. Занять позицию под прикрытием вон тех спиленных деревьев. Живо!
— А чем драться будем — палками? — крикнул веснушчатый парень.
— Надо было не зевать, когда разбегались, — сказал ему Каджар. — Теперь потруднее будет, но кто хочет сражаться, тот добудет себе оружие. Ложись!
Впереди, в просветах редколесья, показались фигуры фолькштурмовиков.
— Идут, гады, — сквозь зубы проговорил Кемал. — Сейчас мы их угостим…
— Без команды не стрелять, — предупредил Каджар и вдруг обернулся: — Ребята! Заманить их надо. Вот эти, что поближе, оставайтесь на месте, остальным, как только скомандую, подняться и бежать в глубь леса. Там залечь.
Немцы подходили все ближе. Уже видны были их напряженные лица, шарящие по кустам глаза.
Каджар махнул рукой: давай!
Человек двадцать вскочили и побежали назад, вихляясь между деревьями.
Фолькштурмовики увидели их.
— Хальт! Хальт!
Топот сапог, хруст веток, хриплые возбужденные голоса слились с беспорядочными выстрелами.
Когда до завала, за которым укрылись беглецы, осталось каких-нибудь пятнадцать шагов, Каджар выстрелил.
И сразу же нажал спуск Кемал. Два немца рухнули.
— Ура! — закричал Каджар.
Кемал и лежащие поблизости подхватили:
— Ур-ра-а!
Немцы повернули назад.
— Хватайте оружие! Быстро — оружие! — скомандовал Каджар и снова дал короткую очередь.
Несколько человек, кто посмелее, скатились с бревен и кинулись к убитым. Над их головами пели пули, но они видели перед собой вороненую сталь винтовок и уже не обращали внимания ни на что. Взяв в руки оружие, они снова становились солдатами.
— Теперь надо отходить, — прерывисто дыша, сказал Никодим Арсентьевич.
— Верно папаша говорит, — подхватил веснушчатый — тот, что спорил недавно с Каджаром.
Теперь у него была немецкая винтовка, и он прижимал ее так, будто родное дитя.
— А куда отходить? — спокойно спросил Каджар. — В поле нас, как сусликов, перехлопают.
— Так что ж, пропадать теперь здесь?
Они сидели, прислонившись спинами к бревнам. Только Кемал смотрел в ту сторону завала, туда, куда отступили немцы.
Каджар спросил его:
— Не видать?
Кемал молча покрутил головой.
— Ну, вот что, — Каджар обвел сидящих тяжелым взглядом. — Мы теперь не шатия-братия, а воинская часть в окружении. Меня союз военнопленных назначил командиром группы. До соединения с нашими регулярными войсками, разумеется. Так вот, прежде всего я требую дисциплины. Настоящей, армейской. Объясняю обстановку. Группа окружена фашистами. Нам остается только одно — принять бой. И лучше всего это сделать здесь, в лесу, который даст нам больше преимущества. Без боя нам не вырваться, это факт. Приказываю: занять круговую оборону.
Где-то на другом краю леса раздались выстрелы — гулкие винтовочные и резкие автоматные. Потом оборвались внезапно, и стало так тихо, что люди услышали шорохи ветра в голых ветвях над головой.
Они успели обыскать, оттащить в сторону и завалить хворостом трупы убитых фолькштурмовиков, чтобы раньше времени не обнаружить место недавнего боя.