— Часть денег мне оставил покойный муж, а после его смерти помогали друзья.
— Вот как? — удивилась судья. — Но платежи в банк поступали из одного источника, с карточки Варламова Дениса Максимовича. Последние полгода выплаты прекратились, объясните, почему это произошло?
— Варламов Денис сводный брат моему сыну, помогал по собственной инициативе, так как я не работаю и своих денег у меня нет, — уверенный голос Серёжкиной матери дрогнул. — А выплаты он прекратил после того, как отобрал у меня моего ребёнка.
— Уважаемый суд, позвольте мне объяснить, — возмущённый Денис вскочил со своего места.
— Вас спросят отдельно, сядьте, пожалуйста! — сурово посмотрела судья и снова повернулась к ответчице. — Мария Васильевна, суд располагает несколькими заявлениями от ваших соседей о частых вечеринках в вашей квартире. Это так?
— Не таких уж и частых, — с вызовом ответила Серёжкина мать. — Ну и что? Они у всех бывают!
— Это правда, что вашему сыну неоднократно приходилось ночевать у посторонних людей?
— Ну может, пару раз он и переночевал там, — вскинулась мать. — Это же не криминал, он ночевал у своего друга, с разрешения его родителей. Что тут такого?
— То есть, вы это признаёте. Ну хорошо, с этим всё ясно, — неопределённо пробормотала судья. — Что скажете об этом документе? Вы помните о нём?
Денис с мрачным удовлетворением заметил, как затряслись руки у Мэри. Пожелтевшая бумажка была тем самым договором с их отцом, который превратил его для любовницы в дойную корову. Тот письменно обязался полностью содержать Серёжку и его мать в обмен на жизнь своего младшего сына — только после скрепления договора нотариально она согласилась не делать аборт.
— Это была шутка, — усмехнулась Серёжкина мать. — Тогда мне показалось забавным заставить Максима пойти на такое. Эта бумажка ничего не значит.
— Почему же? — возразила судья. — По закону, нотариально заверенная бумажка имеет силу документа.
Мэри вернулась на своё место с видом непонятой оскорблённой добродетели и застыла, по-прежнему не поворачивая головы к сыну. Серёжка безуспешно пытался поймать её взгляд, никак не мог поверить, что мать теперь для него чужая, что он тоже стал чужим для неё — этого просто не могло быть, потому что он по-прежнему продолжал любить её. Ему казалось, что она обязательно должна была почувствовать его взгляд, почувствовать, как кипят в слёзы у него в глазах, как разрывается на две половинки сердце, как перехватывает дыхание, рвутся наружу всхлипы, но мать сидела спокойно-отстранённая и ни разу даже не покосилась в его сторону.
Конечно, он же предал её!
Серёжка вывернулся из объятий Ирины, когда та попыталась обнять его за плечи, и уже собрался поднять руку, чтобы его вызвали, как на уроке. Он хотел рассказать, что всё неправильно, этот дурацкий суд никому не нужен! От того, что они здесь решат, на самом деле ничего не изменится, и свою мать он не перестанет считать матерью. Ведь раньше она не выгоняла его к Женьке, это Фил выставил его дураком и дебилом в её глазах, иначе она никогда не стала бы… никогда не стала бы!.. Если он, Серёжка не заступится за свою мать, то кто тогда за неё заступится?! Грош цена тогда ему самому, как сыну!
Надо только найти нужные слова, а у него, как обычно перед множеством слушателей, они куда-то пропадают: вот хочет сказать, а язык словно отнимается, каждое слово вспоминается с неимоверным трудом. Эх, Райку бы сюда!
Серёжка сидел, как на пружинах, готовый вскочить в любую секунду, чтобы рассказать судье, как он любит свою мать и готов заботиться о ней. Он согласен подрабатывать после школы, на каникулах, в выходные, и возьмёт на себя выплаты по кредиту, раз уж это так важно.
Но судья не спросила его ни о чём таком, велела отвечать на вопросы, совсем далёкие от его переживаний. Серёжка с готовностью отвечал, ожидая, что следующим, главным вопросом будет: любит ли он свою мать.
— Как часто ты ночевал у друзей?
— Несколько раз, пока Женькин отец не пообещал нажаловаться в школу, после этого я перестал к ним приходить.
— Куда же ты уходил?
— Ждал на улице, пока не разойдутся гости, а в последние два раза уходил к Ростику.
Девушка-секретарь положила на стол судьи бумагу и что-то прошептала на ухо, та удивлённо подняла брови. Следующий вопрос застал Серёжку врасплох:
— Сергей, ты пробовал наркотики?
При чём тут наркотики?!
Он беспомощно оглянулся на брата, Денис ответил спокойным взглядом, чуть улыбнулся, ободряюще подмигнул, мать отстранённо и безмятежно рассматривала свой маникюр. Серёжка снова повернулся к судейскому столу, строгая женщина терпеливо ждала ответа, взгляд её был испытывающим и внимательным, и признаться ей оказалось легче, чем он думал.