Проводить ночь у чужих людей не входило в грандиозные планы на вечер, если ему не дадут дописать доклад, значит не получится исправить оценку — и что тогда? Хуже всего, даже хуже оплеух, было увидеть завтра разочарованное лицо Алисы Рудольфовны.
— Женькин отец сказал, я могу сидеть у них только до девяти часов, — возразил сын. — Они не хотят больше пускать меня ночевать.
— Пойди ещё к кому-нибудь, — не приняла возражений мать. — У тебя что, больше друзей нет? Придумай, куда пойти.
— Некуда! — настаивал Серёжка. — У меня завтра доклад по истории, мне надо готовиться.
Достали их вечеринки! Сегодня ему, как никогда, надо быть дома, а придется просить у Женьки ночлега — какие тут могут быть хорошие оценки! Алиса Рудольфовна решит, что просто он лодырь и бездарь! Впрочем, почти все учителя так считают, хотя отвечает он не хуже других, но как можно углубиться в материал за пять минут до начала урока, а дома готовиться становится невозможно. Спасала прекрасная память: Серёжка старался все запоминать на уроках, а письменную домашку успевал решать на переменках — но доклад же не сделаешь за пять минут.
Мать усмехнулась иронично и зло:
— Ну конечно! Весь в своего ненормального папашу! Такой же, как и он, угрюмый, замкнутый, один приятель всего и есть. У твоего отца тоже в друзьях была одна работа, так и сгинул на ней, на службе своей проклятой! И первый его сын такой же, и ты уже сейчас — просто копия. Яблочко от яблони!.. Как под копирку вас выстругал! О чем я только думала! — она гневно швырнула в раковину деревянную лопатку и обернулась, в глазах сверкало раздражение. — Неужели у тебя нет ни одного друга, кроме Женьки?! Ты что, дебил какой, что с тобой никто не хочет общаться?!
— Ладно, может, найду ещё кого-нибудь, — буркнул Серёжка.
Мать не стесняла себя в выражениях, не хотела замечать, как больно ранят сына такие слова. Он всё ещё стоял в дверях кухни, обиженный, насупленный, но всё равно свято верящий в её любовь к нему, и, ни на минуту, не сомневаясь в своей. Мать у Серёжки очень красивая, он был бы счастлив, если бы к ней не липли постоянно всякие козлы, а на улице не говорили бы про неё разные гадости. Если бы он мог оградить её от сплетен — наизнанку бы вывернулся, однако, заткнуть рты всем насмешникам было не в его силах. От отца остались лишь детские обрывочные воспоминания: вот они в зоопарке, вот куда-то едут на машине, родители впереди, а сам он пристёгнут на заднем сидении, ну и ещё несколько таких же мимолетных фрагментов. Серёжка знал, что у отца была другая семья, к матери и к нему он приезжал урывками, всегда торопился, мать злилась на него, кричала, требовала денег «на ребёнка», он оправдывался, а потом и вовсе, «сгинул на своей проклятой службе» — отец был полицейским, погиб при исполнении, и другой сын только гордился бы таким крутым отцом. А вот Серёжке гордиться им не хотелось, отец так и не женился на его матери — за одно это его стоило возненавидеть, и младший сын ненавидел всей душой его героическую профессию, его самого, и ни за какие на свете блага не хотел становиться на него похожим. Умер — туда и дорога, мать только жалко, кажется, она надеялась выйти за него замуж. Иногда (впрочем, редко, всего два или три раза) к ним приезжал старший сын Серёжкиного отца — Денис. Зачем — непонятно, но мать лебезила и заискивала перед ним, была неестественно оживленна и разговорчива, хвасталась Серёжкиными успехами в школе, в футбольной секции и английской школе — тогда, в начальных классах, вполне было чем хвастать, это в последнее время он скатился хуже некуда, сам это прекрасно понимает. Все недолгое время визита сводного брата Серёжка должен был сидеть вместе с ними в гостиной или на кухне и помалкивать, открывать рот, только, если спросят. Сводный брат, не стесняясь, разглядывал его, словно перед ним сидело редкое экзотическое существо из какого-нибудь Бестиария, и невозможно было уловить какие-нибудь эмоции на невозмутимом лице. В такие минуты Серёжка чувствовал себя препарированной мухой, наколотой на иголку, ёрзал на стуле и не знал, куда деть глаза. Он старался не вспоминать о старшем сводном брате, его он тоже ненавидел, хотя и меньше, чем отца — просто, к чему думать о чужом человеке, а та семья была чужой для них с матерью. Хотя, мать, кажется, этого не понимала.