- Почему же? - заинтересовался незнакомец.
- Потому что...
Вада пыталась быстро придумать какую-нибудь причину:
- ..У меня из-за этого будут очень большие неприятности. Я могу даже потерять работу.
Незнакомец в зеленом улыбнулся, и его лицо сразу стало более молодым, чем прежде, когда он был серьезен.
Вада почувствовала некоторую неловкость, заметив в глазах мужчины искорки, и его улыбка показалась ей слегка насмешливой. Тем не менее она подумала, что он нисколько не похож на тех журналистов, которых ей доводилось видеть в Америке.
- Для какой газеты вы пишете? - спросила девушка, не в силах сдержать свое любопытство к этому человеку.
- В основном - для журнала "Плюм". Глаза Вады расширились.
- Вы имеете в виду журнал, публикующий символистов?
Незнакомец улыбнулся:
- Как, вы знаете о символистах, мадемуазель? Неужели их слава уже достигла берегов Америки?
- Мы, по другую сторону Атлантики, не так уж несведущи! - чуть высокомерно заявила Вада.
Он усмехнулся, и она поняла, что его позабавила такая патриотичность.
- Хорошо, но все-таки, как вы полагаете, что такое символизм?
Немного подумав, Вада сказала:
- Я читала, что это понятие означает свободу воображения, а также "самовыражение, освобожденное от оков".
Лицо незнакомца отразило неподдельное изумление.
- О, да вы и это знаете! Не ожидал.
- Ну, это уж слишком. Вы ко мне относитесь, как к ребенку, - не сдержавшись, резко заметила девушка.
Потом уже она поняла, что их разговор был бы совсем не таким, будь незнакомец, пробравшийся, как вор, в ее гостиную, действительно журналистом.
- Вы уйдете наконец? - теперь Вада говорила уже другим тоном. - Я не буду больше с вами разговаривать в такой манере.
- Почему? - спросил он. - В конце концов вы единственный человек, который мог бы мне рассказать о вашей госпоже. Вы можете сообщить мне о неуловимой мадемуазель Хольц то, о чем не дознался никакой другой журналист.
- Но вы же обещали, что не будете о ней писать, - возразила Вада.
- Насколько я помню, вы меня умоляли этого не делать. Если я дам вам слово чести, что ничего не опубликую без вашего разрешения, вы позволите поговорить с вами несколько минут?
- Не думаю, что мне следует это делать, - проговорила Вада.
- Ваша госпожа ограничивает свободу ваших действий, не так ли? - спросил он насмешливо. - Какую же магию, кроме денег, использует мадемуазель, чтобы все вокруг потворствовали ее желанию придать себе ореол таинственности, больший, чем у сфинкса?
Вада засмеялась, сама того не желая.
- Да нет же, она совсем не такая!
- А какая ваша госпожа?
- Вы пытаетесь выудить у меня сведения о ней! - тон Вады был обвинительный. - И делаете это за спиной моей госпожи, тайком. Я не собираюсь больше разговаривать с вами о мадемуазель, - я не могу.
- Тогда я вынужден пойти на компромисс, - сказал незнакомец в зеленом. Мы будем говорить о вас.
- Нет, - возразила Вада с застенчивой улыбкой. - Я не хочу говорить с вами о себе.
- А о чем вы предпочли бы, беседовать?
- Мне бы хотелось побольше узнать о символизме, - ответила Вада. - Я читала о нем в Америке, но понять все это довольно сложно.
- Не особенно. - Нежданный собеседник смолк, но, увидев, что Вада ждет разъяснений, продолжил:
- Точно так же, как импрессионизм стал протестом против определенных, уже сложившихся тем и образов в живописи, символизм возник как попытка расшатать застарелые устои в поэзии.
- Но сейчас это течение уже вышло за пределы поэзии, не так ли?
- Ну конечно. К поэтам-символистам присоединились художники, драматурги, все, кто интересуется таинственным миром души и чувств.
- Кажется, теперь я понимаю, - сказала Вада. - Они передают не то, что видят на самом деле, а то, что чувствуют.
- Проще говоря, это можно объяснить именно так, - улыбнулся незнакомец и, взглянув на нее, спросил:
- Почему вы интересуетесь тем, что американцу должно казаться слишком неопределенным? Я не поверю, что "мисс Богачка" может увлекаться подобными вещами.
В его тоне было что-то саркастическое, почти злое, и это заставило Валу быстро возразить:
- Это несправедливо! Вы никогда не встречали мадемуазель Хольц, так почему же, не видя ни разу, позволяете себе ее осуждать?
- Докажите, что она отличается от обычной богатой американки, которая охотится за титулом, - произнес он.
Вада застыла на месте.
- Что вы.., этим хотите сказать? - спросила она почти шепотом.
Ей показалось, что глаза незнакомца внимательно наблюдают за выражением ее лица. Он объяснил:
- До меня дошли слухи, конечно, может быть, это репортерские сплетни, что мадемуазель Хольц стремится приобрести титул, притом обязательно английский.
- Кто вам это сказал? - с жаром спросила Вада.
- Между прочим, - ответил незнакомец, - сведения пришли ко мне из Англии.
Ваде так хотелось ему возразить и сказать, что все неправда, ложь, но так и не смогла вымолвить ни слова. Вместо этого она произнесла:
- Я думала, мы договорились, что не будем обсуждать мою госпожу.
- Не уверен, что мы действительно об этом договорились. Я всего лишь сказал, что готов говорить о вас.
- Но я не имею ни малейшего желания говорить о себе, - возразила Вада. Затем спросила:
- Вы можете назвать мне ваше имя?
- Пьер Вальмон, - ответил он, - но боюсь, оно вам мало что скажет.
- Вы пишите для "Плюм"?
- Я соредактор этого журнала.
- Это один из журналов, который мне хотелось бы приобрести, пока я в Париже.
- Я пришлю вам экземпляр, или лучше - я вам его принесу.
- Спасибо, мне бы очень этого хотелось.
- Чтобы я вам его принес?
Девушку слегка смутило выражение, которое появилось в его глазах. Он не имеет права так оценивающе и смело на нее смотреть, - это Ваде не понравилось.
- Думаю, господин Вальмон, мы вряд ли снова с вами увидимся. Я приехала в Париж ненадолго.
- Что вы собираетесь делать в Париже?
- Хочу посмотреть то, что смогу, - очень непосредственно ответила Вада, но боюсь, мне не удастся увидеть все, о чем я мечтала.
- А что вы хотите увидеть больше всего? Вада немного подумала и совершенно искренне сказала:
- Прежде всего мне бы хотелось услышать символистов. Я раньше немного читала об их поэзии и видела обзоры в американских газетах.
Она на мгновение умолкла и мечтательно добавила:
- Но совсем другое дело встретить или услышать поэта.
Пьер Вальмон промолчал, а девушка спросила:
- Вы пишете стихи?
- Немного. Но думаю, они довольно слабые. Так же, как мои коллеги, я читал свои стихи в "Солей д'Ор" - там собираются символисты.
- Где это? - с придыханием спросила Вада.
- В подвале кафе на площади Святого Михаила. Поэты и художники стали там встречаться всего несколько лет назад благодаря Леону Дешану - поэту и основателю журнала "Плюм".
- А что делают поэты, когда собираются вместе?
- Не только поэты, но и музыканты, певцы, все, кто считает себя символистом, читают стихи, поют, слушают и исполняют музыку - для всех, кто приходит их слушать.
- Звучит очень заманчиво! - возбужденно сказала Вада.
- Иногда такие мастера, как Жан Мореа или Верлен, читают свои последние стихи. Когда публика перестает слушать, начинается дискуссия, обмен мнениями, - это очень полезно для творчества.
- Как это должно быть интересно и по-настоящему замечательно! воскликнула Вада. Немного поколебавшись, она спросила:
- Как вы думаете, мне можно туда пойти? Только чтобы увидеть поэтов. Я этого хочу больше всего на свете!
- Ну конечно, можно! - ответил Пьер Вальмон. - Я приглашу вас, если вы со мной пойдете.
Внезапно оба умолкли.
Все происходило так, будто Вада, обсуждая с ним эту тему, не понимала, куда ее может завести подобный разговор.