Огонек поугас еще сильнее, словно нахмурился или смутился. Сириус недовольно прищурился, но свеча предупреждающе встрепенулась, и кот остался сидеть на месте, нервно подергивая хвостом.
Огонек подлетел ближе и взвился в воздух, осел на самый краешек воскового озера, от которого тянуло благовониями.
– Ну давай же, – подозвала свеча, – теперь коснись моего огня. Если сумеешь разгореться, я тебя при себе оставлю.
Ближе подходил Огонек к пламени, а у Сириуса шерсть поднималась дыбом – не доверял он красоте вольных свечей. Никогда не нравились ему их задорные игры, когда они мешали его ночной охоте, разгоняя тени, или когда дурманили своим ароматом – терпким и надоедливым, – путали кошачьи мысли.
– Ай! Жжется! – вдруг воскликнул Огонек, и серебряный плач невидимой дымкой повис в сгущенном воздухе.
– Сказала же, неправильный ты! – укоризненно пожурила свеча. – Мы, свечи, тепло отдаем да плавим тягучий воск. И никогда не хвастаемся – не ослепляем друг друга, даже коли умеем! – с ярой завистью вскрикнула она.
– А я… не хвастаюсь… – начал было малыш, но свеча перебила его скрипучим смехом:
– Совсем ты не Огонек, а непонятно что такое! – обидела она, а Сириус набрался храбрости: в один прыжок оказался рядом и что было силы дунул на ее заносчивое пламя.
Сизым дымом истаяла злобная насмешка, и остальные свечки тут же замолчали. Смирно вытянулись их фитили.
– Огонек? – тихо позвал Сириус, пытаясь найти глазами среди дымного марева свое ласковое облачко. – Поди сюда, малыш, или покажись хотя бы.
Тусклым шаром выплыл Огонек к Сириусу, не звеня и не искрясь. Слышно было только тихие всхлипы, как трель разлетающихся стеклянных осколков.
– А ты не плачь, – подбодрил кот, помогая Огоньку забраться к себе на спину. – Вредные они, эти свечи, ты их не слушай.
– Кто же я? – отозвался Огонек и раздосадовано добавил: – Не свеча.
– Не свеча, – подтвердил кот. – Но, быть может, ты – искра? Я видел, как они разлетаются яркими всполохами, совсем как ты. А еще любят хихикать и позировать, веселые они – каминные дочери. Точно знаю, они тебя к себе примут. Не оставаться же тебе здесь, с этими… – и Сириус с пренебрежением покосился на свечи.
Камин давно догорал, и редко пробивались из-под гущи серого пепла языки засыпающего пламени. Сириус присел прямо перед кирпичной аркой, украшенной лозами изумрудного плюща. Из красных, белых и синих носков торчали головы Щелкунчиков в высоких шапках и самые разные сладости. Аккуратные веточки остролиста переплетались с омелой и сухими дольками апельсинов: примостились вдоль декоративного плюща, как конфетти на елке.
Огонек спустился с кошачьей спины и внимательно присмотрелся к красно-рыжим тлеющим углям.
– Где же искры? – спросил он и забряцал вопросительным звоном.
Сириус улыбнулся так, как может улыбаться только настоящий кот: хитро и загадочно, словно он – и только он один – ведает самую большую тайну на земле.
После Сириус обошел камин и ловко забрался на кирпичный выступ, запрятанный среди густых зеленых листьев, на котором покоилась железная кочерга.
Выгнулся, нарочито сладко зевнул и встрепенулся, а потом – раз – и столкнул кочергу в топку задними лапами; тут же отпрыгнул как можно дальше.
Послышался глухой стук, и в следующую секунду потемки озарил всполох рыжеватых брызг. А из топки, как в настоящей сказке, толпой ослепительных фейерверков вылетели беззаботные шумные искры.
Сириус улегся поодаль и принялся тщательно вылизывать шелковистую шерсть, не забывая то и дело поглядывать на своего маленького сияющего друга.
А Огонек тем временем замер в детском восхищении, забывая даже поблескивать. Он неотрывно следил, как рассыпаются на тысячи песчинок, словно крошечные звезды на небесном полотне, каминные сестры. Они заливались ласковым смехом и перекликались друг с другом задорными песнями. Кружились в сливочном вальсе и, подобно кружевам, сплетались в изысканные узоры.
– Прекрасные искры! – с восторгом вскрикнул Огонек, а они вдруг дружной стайкой ринулись вниз и завертелись над ним хороводом.
– Какой забавный! – послышалось с одной стороны.
– Какой красивый! – восхитились с другой.
– А как блистает, как блистает! – заметили с третьей.
– Как елочная мишура в отблесках огня!
– Как блики на хрустальных каплях воды!
– Кто же ты? Кто же ты? – в один голос потребовали искры.
– Я – Огонек! – ответил он и, подумав, поправился: – Или облачко, или звезда… Но я не кот и не свеча!