— Миша — скромно представился я — Был. Хер знает, кем стал. Но явно это не я в старости.
— Да мы все здесь, не те кем были.
— А много вас? Что вообще с нами произошло?
— Всего нас около тридцати. На нашем этаже пятеро, остальные на пятом живут. А что происходит никто и не знает толком. У всех разные истории. Петра с пятого этажа вообще акула съела. Большинство из нас точно погибло. А ты как?
— Неоднозначно. Я думал, меня похитили инопланетяне.
— Ого, и так бывает!?
— А ты давно здесь?
— Около восьми лет. Точно не скажу. За окном всё время зима. Только день с ночью меняются и всё. И мы не стареем. Мы и так старые, ха-ха! — Оля разразилась страшным кашляющим смехом.
— Кто тут главный?
— Да, никто. Нет тут старших. Все здесь на равных. Если за нами и следят, то по-тихому, а может кто из наших только виду не подаёт. И уйти отсюда не получается, два километра по той дороге, что ты видел за окном и всё. Дальше ни шагу сделать не получается. Да и вещей зимних нет у нас, а там сам знаешь морозец.
— Вот это расклад… А кто дольше всех здесь?
— Самый старожил у нас Митяй. Он говорит, что живёт здесь двадцать три года. Шесть лет один здесь жил, бедолага.
— А еда, вода, откуда всё?
— Кто знает откуда? Жрём одни консервы, они тут не кончаются. Полный подвал этой хреноты, а вода из крана течёт, пить можно. Даже сигареты есть, бухать вот нечего. С этим у нас жопа.
— Охренеть, попадалово…
— Да ты ляг, полежи. Через час народ очнётся, познакомишься с остальными.
Я послушно лёг и закрыл глаза. Тут было над чем подумать. Это что блин тюрьма или какой-то зловещий эксперимент? Хотелось просто завыть от невообразимой тоски.
— Оля, дай закурить?
— На окне пачка, возьми сам. Спички только верни потом. Мишка, ты куда?
— Надо немного пройтись, подумать…
— Хорошо. Приходи потом на пятый этаж, там столовая у нас, поедим-поговорим.
— Приду. Пятый этаж говоришь… Пойду-ка я туда и схожу. Может там и выход на крышу есть. Подышать бы…
Мне стало остро не хватать кислорода. Хотелось вдохнуть полной грудью, расправив лёгкие, но не получалось. Сердце билось в груди, словно загнанный кролик, иногда перед глазами плыли разноцветные круги. Я хотел выйти на свежий воздух, но по пути мне попалась открытая дверь в одну из комнат. Там сидели три пожилых женщины с печатью огромного горя на лице. Компанию им составлял дряхлый дед преклонного возраста. У него на коленях была гармонь. На ней он играл что-то настолько печальное, что не выразимо глубоко цепляло все возможные струны человеческой души. Я просто не смог пройти мимо. Сначала я застыл на пороге, но когда меня заметили и поманили рукой, пришлось волей-неволей зайти внутрь. Дед разыгрался не на шутку, плачущий мотив мелодии сменился воинственным. Теперь явно звучала угроза и сила в звучащем произведении. Хотелось броситься в бой, музыка воспламеняла кровь и пожилые лица сидящих людей словно становились моложе наполняясь внутренней силой.
Постепенно гроза аккордов утихла, и её сменил новый мотив. Он нёс успокоение. Застывая где-то в вышине каждая новая нота складывалась в чудесные перезвучия успокаивающие душу и дающие надежду на то, что многие называют умиротворением.
Наконец дед перестал играть, и воцарилась тишина. Теперь я стоял и не понимал, что же меня так накрыло, словно музыки раньше никогда не слышал.
Бабки тоже начали оживать, хотя на них этот концерт такого сильно впечатления похоже не произвёл.
Одна из них ткнув пальцем в моём направлении, заявила
— Смотри чуваки, новенький. Ты по ходу задел струны его души, Петрович.
Я прокашлялся и выдавил из себя.
— Да. Привет всем. Было очень красиво Петрович. Вы просто маэстро.
Деду похвала очень понравилась, он раскраснелся и благодушно мне кивнул.
— Проходи, садись. Ты кто таков? Когда явился?
— Зовут меня вроде как Михаил, а явился вот только под утро.
Бабки встали на ноги и одна за другой стали протягивать мне руки для рукопожатия. Ну, заодно и представились.
— Коля
— Борис
— Иван, ну про Петровича я думаю, ты понял.
Удивить меня было уже сложно, но я всё-таки удивился.
— Да, мужики вот это поворот…
— Мы уже привыкли. Время мать его лечит Миш. Жалко только член на место не поставит. Только первые годы было хреново, а теперь у нас Петрович есть — воодушевлённо произнёс Борис.
— Ага и дырка между ног — буркнул Иван.
— Садись. Ты есть, наверное хочешь? — махнул рукой Петрович и полез в коробку стоявшую у одной из кроватей. — Что будешь? Есть килька, тушёнка и каша с мясом.