— Идите отсюда, вам говорят! — донеслось из кухни. — Не дай бог, уроните что-нибудь. Идите!
Это теща выпроваживала бабушку.
Я ушел в свою комнату, разделся и лег.
Вскоре пришла Клавочка, склонилась надо мной.
— Прогнали меня из кухни, я тарелку разбила! — засмеялась она н упала на кровать лицом вниз. — Ой, Витя, держи меня, я куда-то уплываю!
Она подрыгала ногами, сбросила туфли — они разлетелись в разные стороны — и тут же засопела.
Я поставил туфли под стул у кровати и снова лег. Хотелось пить, но вставать было лень, хотя во рту — как в песках Каракума: «перебрал» селедки и салатов.
И все же жажда пить заставила меня проснуться и пойти за водой. Не знаю, сколько я проспал. В гостиной холодина. Окно до сих пор раскрыто. Бабушкина кушетка была еще застлана импортным покрывалом, на которое разрешалось садиться только гостям.
Бабушка стояла в прихожей возле вешалки, стояла как ребенок в углу, лицом к стене.
— Вы что здесь делаете? — удивился я.
Она вздрогнула.
— Да вот... Ничего, ничего, я подожду... Уже скоро.
Так вот оно что!
Ждать в гостиной, пока невестка справится на кухне со своими делами и постелет ей, бабушке было холодно. А сама сделать себе постель она не решалась, не хотелось ей напрашиваться на скандал.
Я вернулся в гостиную, забыл даже, зачем выходил, закрыл окно, залез в тумбочку, где хранилась бабушкина постель, достал ее оттуда, швырнул на кресло, сдёрнул с топчана импортное покрывало с блестками и позвал:
— Бабушка, идите сюда!
Но вместо нее в комнату вошла теща.
— Счас, мама, счас,— захлопотала она. — Подождите минуточку, завозилась я, счас...
Когда я вернулся в свою комнату, Клавочка сидела на постели и стаскивала с себя платье.
— Не помню, как уснула,— зевнула она. — Будто в яму какую провалилась.
Я рассказал ей о бабушке и спросил, почему она никогда не пожалеет, не вступится за нее.
Жена моя удивилась:
— А за что ее жалеть? Не работает, отдыхай сколько влезет, кормят ее, спасибо говорила бы, а не жаловалась!
— Ты понимаешь, что говоришь?! Ей тяжело у нас, плохо!
Клавочка усмехнулась:
— Я-то понимаю, а вот ты... За Бубу не тревожься, она еще нас с тобой переживег
Я взял Клавочку за плечи, повернул к себе. Она подумала, что я хочу поцеловать ее, и приблизилась ко мне, но я отстранился.
— Смотрю на тебя и думаю: как можно было влюбиться в такое сокровище и полтора года бок о бок? Страшный суд...
Она обиженно надула губы:
— Никто тебя не заставлял. Можно подумать, будто тебя насильно женили.
Не знаю, как выработать стойкость ко всем вот таким неурядицам? Тоска нападает на меня все чаще и чаще...
Я не мог больше оставаться в стороне, видя, как здесь относятся к бабушке. У меня созрел план, и изменить его не могли никакие силы. Буквально на третий день после «именин» тестя я отправился в магазин строительных материалов, купил замок для двери и заторопился домой, пока там была только одна бабушка.
Под ее ахи и охи я перетащил в проходную комнату, которую называли гостиной и где спала бабушка, платяной шкаф, две тумбочки и шикарную кровать тещи и тестя, а все, что принадлежало бабушке, перенес в ее законную комнату, врезал замок и отдал ключи со словами:
— Живите тут! Это комната ваша, и никто занимать ее не может.
Я. знал, какая буря поднимется, когда придет теща, и был готов к отражению. Дол возможность и теще, и тестю, и моей Клавочке выплеснуть на меня все, что, по их мнению, причиталось «самоуправцу», а потом спокойно, но твердо заявил, что, если бабушку кто тронет, подам заявление на размен жилплощади.
Революция свершилась. Историю вспять не повернуть...
Ночью меня вызвали на работу. Пепор примчался за мной на такси — на участке произошла авария. Утром пуск ударного объекта, уже и госкомиссия наготове, и газетчики обещали прибыть, а трубопровод вдруг подвел: воду не пропускает. Где-то образовалась пробка.
Пепор шумел, дергался, совал мне полотенце чуть ли не под струю воды, торопил:
— Наши уже все там, а ты мылишься... Надо найти эту чертову затычку и раскромсать ее. Не возись!
Я и без подгоняловки торопился, было у меня какое-то озабоченно-приподнятое настроение. Меня зовут на подмогу, ночью зовут, надеются, что не подведу. И вообще моя голова, похоже, проснулась от затяжной спячки, засоображала, закумекала наконец-то. Хватит мне жить в качестве «подними да брось»! Скажут: «Вбей гвоздь сюда!» Вбиваю. «Выдерни-ка гвоздь отсюда!» Выдергиваю. Так это же и автомат может сделать!