– Да, вижу.
– То-то же! – победно тряхнул тот деньгами. Разглядев на лице продавца растерянность, удовлетворенно хмыкнул: – А теперь показывай!
– Извольте, – согласился Карл Густавович после некоторой заминки, стараясь не показать удивление, словно чуть ли не каждый час в «Товарищество Фаберже» заходили революционные матросы, чтобы купить колье стоимостью в крейсер. Отомкнув ключиком витрину, он достал из-под стекла колье, блеснувшее в свете электрических ламп мириадами разноцветных огней, и аккуратно протянул его матросу: – Пожалуйста, можете взглянуть.
– Ух ты! Как оно брызжет-то! – невольно воскликнул революционный матрос.
– Какая прелесть, – произнесла барышня, притронувшись тонкими пальцами к сверкающей поверхности камня. – Такое только у царицы можно увидеть.
– Вы правы, сударыня, – оживился Карл Густавович, вспомнив о колье Александры Федоровны, изготовленного ко дню ее ангела два года назад. – У царицы есть примерно такое же, вот только форма бриллиантов несколько другая. Но по прозрачности и по величине эти бриллианты совершенно не уступают тем, что были у Александры Федоровны.
– А ты, старик, как я посмотрю, неплохо разбираешься во всех этих камушках. Видать, учился?
– Это моя работа, – просто ответил Карл Густавович.
Грубоватыми толстыми пальцами матрос поднял колье, потрогал бриллиантовые бусинки, озорно заблиставшие. Широкие потемневшие ладони, огрубевшие от физической работы, только подчеркивали изящество ограненного камня, делая его совершенно воздушным. Бриллианты представлялись частичками окаменевшего воздуха, упавшими на ладонь.
– Значит, ты князьям продавал?
– Случалось… В доме Фаберже они были частыми гостями.
– Так, может, ты и царя видел?
– Доводилось, – сдержанно произнес Карл Густавович, уверенно выдержав подозрительный взгляд.
Курсистка аккуратно примеривала к тонкой шейке колье, которое, надо признать, невероятно шло ей, выгодно подчеркивая ее молодость и свежесть.
– Так сколько оно стоит?
– Тридцать восемь тысяч рублей, – спокойно объявил Карл Фаберже, уже готовый уложить колье обратно в витрину. Не каждый господин таскает столь внушительную сумму, а той, что показал бравый морячок, было явно недостаточно. Даже банкиры, весьма обеспеченные люди, прежде чем сделать столь значительную покупку, сверяются с личными счетами. Заметив некоторую растерянность матроса, он добавил, старательно скрывая насмешку: – Может, вы решили поторговаться?
Девица хихикнула.
– Но-но! – сурово посмотрел матрос на развеселившуюся барышню. Вытащив из внутреннего кармана пачку денег, небрежно положил их на стеклянный прилавок. Скользнув по гладкой поверхности, деньги рассыпались неровным веером, закрыв значительную часть экспозиции. – Деньги как навоз: седня нет, а завтра воз, – философски заметил он. – Здесь двадцать тысяч, у меня все точно, как в аптеке… – Постучав широкими ладонями по накладным карманам бушлата, добавил: – Ага, нашел! – Из каждого кармана выгреб по небрежно сложенной пачке и торжественно произнес: – Здесь еще восемнадцать, так что в расчете.
– Вы что, молодой человек, банк ограбили?
– Нет. Нынче банки грабят другие. А я Министерство финансов экспроприирую. Там этого добра хватает! Едва ли не в каждой комнате сейф с деньгами стоит. Чего же добру пропадать-то? – весело произнес матрос и посмотрел на барышню: – Правильно я говорю?
– Конечно, милый, – прижалась девушка растрепавшейся челкой к его могучему плечу.
– Ох, и обобрала ты меня нынче, Феклушка! – посетовал он, покачивая головой. – Мне теперь неделю придется работать, чтобы такие деньги скопить. Ладно, буржуев нынче много, опять кого-нибудь реквизирую.
– Ну, милый, – обиженно скривила губки курсистка. – Ведь я же не просила, ты меня сам сюда привел.
– Ты стоишь того, девка! – примиряюще произнес матрос. – А знаешь, у меня таких баб, как ты, никогда не было. – Его голос неожиданно наполнился нежностью. – Поверь, я знаю, о чем говорю. Всю Европу на «Авроре» прошел, во всех приморских борделях перебывал, а такой красоты не встретил! Ни француженки, ни испанки твоей туфли не стоят!
– Скажешь тоже, – вспыхнула барышня. Щечки ее заалели, грубоватое матросское откровение задело трепетное девичье сердце.
– Ну, чего ты морщишься? Пошутил я! Давай я тебе эти яхонтовые бусы повешу. Расстегни-ка малость свою шубейку… Ага, вот так. Горлышко какое у тебя нежное. Старик, как тут отстегнуть-то? Столько замков взломал, а вот эту хрупкость не получается.