— Не на собачках, — сказал Амато.
— Так он же этим просто занимается, — ответил Фрэнки. — А деньги на что-то другое пустит, как только наберется достаточно. Вот и мне бы так хотелось — я как раз такое в виду и имел для себя. Но мне сначала капусты надо на закупку.
— Чего закупку? — спросил Амато.
— У меня тут знакомый один есть, — ответил Фрэнки. — Повидались с ним, он спрашивает, само собой, как оно. Мы с ним по пару шипучек чпокнули, он угощает, поговорили, а потом он такой: мне тут в одно место надо, если хочешь — пошли, может, дескать, что-нибудь присмотрю… И вот мы туда приходим, — продолжал Фрэнки, — а там драхмы. Одними двадцатками. Красота — глаз не оторвать. Мог бы, так купил бы хоть сколько. Была бы штука с собой — купил бы их на двадцатку. И говорю тебе — красиво все. Хоть прожектором на них свети.
— Позвонил бы тому парню, — сказал Амато. — Попрощался. Заметут его. Первую двадцатку ему лучше в аптеке слить — пусть себе новую зубную щетку купит, пригодится.
— Джон, — сказал Фрэнки. — Мимо. Говорю тебе, дрянцы очень годные. Бумага хорошая, краска хорошая, цвета что надо. Точно тебе говорю. Я же хорошенько пригляделся. Этому чуваку надо их правительству сдавать. Лучше настоящих.
— Этот чувак — Пухлый Райан, — сказал Амато.
— Я его не знаю, — ответил Фрэнки.
— Его тут нет, — продолжал Амато. — Он в Атланте. И за эту красоту трубит, блядь, червонец. Смешно тебе? Знаешь чего? Я с тобой согласен. Это и впрямь красота. Почти что, блядь, совершенство. А вот Пухлый — Пухлый знает дохуя всего про печать и прочее, но, видишь ли, у Пухлого совсем нету, блядь, никаких мозгов. Как и у дружка твоего этого, Собаколюба. Порядочный-то он порядочный. Только ни шиша не соображает. Такие ребята — ты только с такими и тусуешься, а они, в общем, тупее самого Пухлого, других нету. Потому что сарга эта линковая, только для одного годится, кроме как жопу подтирать то есть, — таким, как вы, ее сбывать, вы ж нихера не шарите, что с ними станет, как только смасберы пойдут их сбывать. Потому и стоят они, как грязь… Знаешь, что с дрянцами этими не так? — спросил Амато. — Я тебе скажу. Пухлый их в «Страну чудес»,[5] блядь, повез — вот что сделал. Мозгов-то нет. Ништяк, думает, получится, сам все и распихаю. На собачек все поставлю сам — и гордый такой, как смешно он все это придумал. И поставил. Раскидал в одиночку где-то тысяч на десять, за один, блядь, вечер. Пятьсот штук этих красивеньких блядских ремарок — и на всех до единой один и тот же красивенький номер… Ну и конечно, — продолжал Амато, — ребята, которые бегами этими заправляют, они дураки, нет? Еще какие. Тупицы непроходимые. Им ни за что в голову не придет, что бега — удобное место блины сливать. Не, ни в жисть не дотумкают. И кассиров своих нипочем не дрочат на опознанку липы. И кассиры эти, конечно, ничего не замечают в тот вечер, когда туда Пухлый приперся и давай двадцатками швыряться как оголтелый, хоть тресни, а не замечают. У них только, так уж вышло, штук девятьсот своей охраны, да болонь, да еще тайные федералы по всему стадиону, когда Пухлый к восьмому забегу опять приходит. И знаешь, что говорит? Ему права зачитывают и прочее, ему, блядь, помалкивать бы в тряпочку, и если он раньше этого не знал, а должен был, то теперь точно знает. Ему паяют подделку денежных знаков. А он на них смотрит такой и говорит: «Господи боже мой. Я их в кофе макал. На новые не похожи ведь…» Знаешь, что сделал? — спросил Амато. — Ему право на звонок дают, и он звонит Майку. И Майк говорит — говорит ему Майк: давай помалкивай. Потом туда приезжает — Майк же всех знает. Приезжает, заходит, а все над ним ржут, он это понимает — и спрашивает: «Чего?» А ему протоколы показывают и все дела. Потом допускают к клиенту. Он в камеру заходит, смотрит на него, а Пухлый ему: «Ух как я рад тебя видеть, старик». И знаешь, что Майк ему сказал? Посмотрел на него и говорит: «Пухлый, этот совет тебе ничего не будет стоить. Натягивай ярмо». И выходит… Видишь, — продолжал Амато. — В этом-то сегодня твоя главная проблема и есть. У тебя есть ребята, которые умеют дела вертеть, но они нихера не знают, что у них мозгов нету. Нет, блядь, у них воображения. Они одно только придумать могут — первое, что в глаза бросится, покажется ништяк. Да только пятьсот человек до них уже на этом обожглись, и тут все знают, что будет, а ты идешь и на те же грабли — а за тобой посматривают и тебя гребут. Тут надо другой подход найти, чего никто еще не придумал или какое-то время не вспоминал, а иначе переезжай в Холбрук и на свою, блядь, тупорыловку устраивайся. А все остальное — трата времени и вообще дело опасное, потому что за это срока дают.
5