– Здравствуйте, господин Арбатов, за двадцать пять лет, в которые я вас, слава Богу, не видела, вы, я вижу, превратились из маленького гадкого утенка в большого гадкого гуся.
Я иду медленнее, всматриваюсь в старушку и узнаю в ней свою бывшую учительницу физкультуры Тамару Петровну (когда я прощался со школой, ей уже было далеко за шестьдесят). Я улыбаюсь и отвечаю на ее приветствие:
– Здравствуйте, Тамара Петровна, а вы, наверное, уже давно на заслуженной пенсии и не работаете.
Тамара Петровна фыркает:
– Вот кукиш тебе, Арбатов, из школы меня вынесут только вперед ногами, потому что я преподаю уже шестьдесят семь лет. Я, между прочим, не забыла твое стихотворение, которое ты посвятил мне, там были такие строки: «под толстенькую попочку я подставлю кнопочку», – но ты, Арбатов, наврал, потому что у меня всегда была спортивная попка, крепкая и упругая, как и сейчас. А ты книгу стихов случайно не выпустил?
Я слегка краснею, поскольку то мое школьное произведение приличным не назовешь, и бормочу:
– Нет, книг я не выпускал.
Тамара Петровна строго оглядывает меня:
– Ну и дурак, Арбатов, на таких прикольных стихотворениях можно неплохо заработать. Сразу видно, что ты не еврей, они своих шансов не упустят. Но евреев я не люблю, потому что они Бога распяли.
Я удивляюсь этим словам, потому что Тамара Петровна сама была еврейкой, и говорю:
– Тамара Петровна, а ведь двадцать пять лет назад вы сами были еврейкой.
Тамара Петровна гордо вскидывает голову и провозглашает:
– Я и сейчас еврейка, и горжусь этим, потому что Христос был евреем, а у вас, у татар, и богов-то не было.
Я опять удивляюсь:
– Тамара Петровна, но я же не татарин, я русский.
Старая учительница возмущается:
– Да какой ты к черту русский?! Русь более ста лет была под властью татар, и они перетрахали всех русских женщин и мужчин за это время. Мужчины, конечно же, не рожали, а женщины рожали, и очень успешно, население за тот период увеличилось в несколько раз, и вначале это были полукровки, а потом почти чистые татары с маленькой примесью других национальностей. Я поняла это десять лет назад – тебя в школе уже не было – и начала эту мою теорию доносить до убогого разума моих учеников: они у меня бегут стометровку или прыгают через скакалку, а я им в это время читаю мою теорию, и если, Арбатов, ты умный человек, то придешь завтра на мой урок физкультуры, и я прочитаю тебе мою теорию, там немного, всего сорок пять печатных страниц четвертого формата.
Учительница берет меня за руку своей сухой, сильной, спортивной рукой, останавливается, заставив остановиться и меня, и строго спрашивает:
– Так ты придешь, Арбатов, или нет?
Не желая обижать старого человека, я соглашаюсь:
– Хорошо, Тамара Петровна, я приду завтра к вам на урок.
Лицо старой учительницы смягчается, она отпускает мою руку и грозит мне пальцем:
– Только чур без шалостей, а то я помню, как вы с дружком твоим придурочным Громовым турник солидолом намазали.
– Машинным маслом, – поправляю я, и хотя с турником все это устроил Генка, а я вообще был довольно тихим учеником, но я не возражаю, чтобы не сердить заслуженную учительницу.
– Не важно! – восклицает она и продолжает: – А я тогда еще не такая сильная и ловкая была, как теперь – прыгнула с разбега, чтобы вам, остолопам, показать упражнение, схватилась за перекладину и полетела дальше. Хорошо, маты вокруг были настелены… А как поживает этот проказник Громов?
Я снимаю шапку:
– А Громов, Тамара Петровна, погиб… вчера…
– Громов?! – выкрикивает учительница. – Ха-ха-ха! – хохочет она дребезжащим смехом. – «Громов погиб»! Да ты, Арбатов, юморист! Хочешь, чтобы я поверила в такую чушь. Такие прохиндеи, как Громов, в огне не горят и в воде не тонут, они из любой ситуации выкрутятся, уж я-то знаю. Скажи мне лучше, Арбатов, а дети у тебя есть?
– Есть, пятеро, – отвечаю я.
– Неужели все твои? Что-то не верится.
– Вроде бы мои, – пожимаю я плечами.
– Значит, тебе, Арбатов, крупно повезло – у тебя активные сперматозоиды, а вот у нашего молодого директора школы они дохлые.
Я удивляюсь:
– Тамара Петровна, а почему вас это беспокоит, директор – он что, ваш сын?