— Откуда мне знать, что он собирается делать?
— Вы его психоаналитик. Вам и карты в руки.
Годден выдавил нервную улыбку.
— Это не так-то просто.
Паркер подернулся к Уэббу.
— Обыщите здесь все. На случай, если эта птичка унесла-таки денежки.
— Клянусь, я ничего не взял. Когда Уэбб и Деверс вышли, Паркер сел на край кровати.
— Роджер Сен-Клауд, — сказал он. — Дальше.
Годден облизнул губы, снова дотронулся до раны. Вздохнул.
— Двадцать два года, рост шесть футов, очень худой. На лице прыщи. Его отец владеет банком в этом городе.
— Адрес?
— М-м-м... Хайнес-авеню, 123.
— Он отправится туда?
— Не знаю. Он совершенно непредсказуем. Вы же видите, что я не смог предвидеть его поведения этой ночью. Я думал, что справлюсь с ним, но у меня ничего не получилось. Понимаете, он всегда ощущал себя недостаточно сильным. И вдруг в его руках оказался автомат, а перед ним — трое безоружных людей, полностью в его власти. Он не мог не насладиться своей властью.
— Я хочу знать, пойдет ли он домой. Что он собирался делать со своей долей, вы говорили с ним об этом?
— В разное время у него были разные планы. То он собирался уехать в Нью-Йорк, то в Голливуд, то в Европу — он сам не знал куда.
— Но в любом случае он собирался покинуть город?
— Это было нереально для него. Он сам не знал, чего хочет.
— У него есть машина?
— Мотоцикл.
— Этой ночью он приехал на нем?
— Нет. Я взял его в машину около его дома.
Паркер, откинувшись назад, задумался. В кабинете было три чемодана, полные денег. Роджер не собирался везти их на мотоцикле. Если говорить о времени, то он не мог выйти из офиса раньше чем за четверть часа до их появления. И ушел он явно пешком. С тремя чемоданами?
— У его отца есть машина?
Доктор не отвечал, и Паркер взглянул на него — на лице Годдена застыло странное выражение, словно он видел что-то очень ему неприятное.
— Что с вами? — спросил Паркер. Годден произнес хрипло:
— Кажется, я знаю, что собирается сделать Роджер.
Глава 4
— Док это предсказал, — сказал Деверс.
Они стояли на Хайнес-авеню в квартале от дома, где, по словам Годдена, жил Роджер Сен-Клауд. Там улица была освещена так, как если бы одновременно зажглись все лампы мира; эта иллюминация резко контрастировала с темнотой, в которой стоял микроавтобус, на переднем сиденье которого сидели Паркер, Деверс и Уэбб, наблюдая через ветровое стекло жуткий переполох.
А переполох действительно был громадный. На перекрестке у дома Сен-Клауда посреди улицы стоял регулировщик в униформе, перекрывший движение по Хайнес-авеню. Поперек улицы выстроились три полицейские машины с распахнутыми дверцами — одна черная муниципальная и две черно-белые федеральные. С платформы грузовика мощный прожектор направлял свет на дом номер 123. На противоположной стороне мельтешились полицейские в штатском, время от времени раздавались одиночные выстрелы.
Было около четырех часов утра, но на тротуарах по обеим сторонам перекрестка собралась уже довольно большая толпа; люди толкались, стремясь получше разглядеть, что происходит. Поскольку машин было мало, а большинство людей были в домашних халатах, ясно, что здесь собрались жители ближайших домов. Если бы местное радио вещало круглые сутки, то любителей посмотреть «живое» телевидение набралось бы еще больше.
Доктор Годден сказал тогда: «Он убьет своего отца». И когда Паркер спросил: «Почему?» — ответил: «Власть ему нужна только для того, чтобы почувствовать себя свободным от отца. Все — неряшливая грязная одежда, мотоцикл, сарказм — было ради этого, и все не достигало цели. Ему не хватало власти. Теперь он ее получил. Он почувствовал ее вкус, и он ему понравился. У него теперь триста восемьдесят тысяч долларов, а деньги тоже одна из форм власти — той власти, которой в полной мере обладает его отец, и он тоже хочет насладиться ею, но прежде всего он собирается испытать свое могущество на отце».
— Винтовка, — сказал Паркер.
— Да. Сперва он поедет домой и застрелит отца. Могу я позвонить?
— Нет.
— Но ведь еще можно предупредить его.
— Вы хотите сказать, дать ему совет.
— Я говорю об отце.
— А я говорю о сыне, — ответил Паркер.
Они связали доктора Годдена и поехали сюда, но прожектор, взятый на воздушной базе, уже освещал дом Сен-Клауда; полицейские, прячась за крылья автомобилей, уже что-то кричали в окно верхнего этажа, и вокруг стояли сотни наблюдавших все это людей.
— Вот оно, — произнес Уэбб.
— Подождем немного, — сказал Паркер.
— Выйдем из машины, подойдем ближе, — предложил Деверс.
— И отсюда видно, — отозвался Паркер.
— А нас никто не видит, — прибавил Уэбб.
Кричал громкоговоритель. До них доносился лишь нечленораздельный шум. Но они и так знали, что кричали Роджеру Сен-Клауду.
Когда они только подъехали, желтый свет горел лишь в нескольких окнах этого квартала, теперь же, когда завопил громкоговоритель, он вспыхнул во многих окнах. Похоже, полицейские опередили Паркера и его людей не больше чем на пять минут. Хуже было бы, если бы все произошло наоборот.
Они уже сидели минуты три-четыре. Громкоговоритель то умолкал, то снова что-то кричал. Полицейские перебегали от одного автомобиля к другому без всякой видимой цели. Казалось, они не знали, что делать.
— Наверное, они вскоре применят слезоточивый газ, — сказал Уэбб. Паркер кивнул.
— Его, по-видимому, уже везут.
Спорадически раздавались выстрелы. Полицейские стреляли из разного типа ружей, автоматов, пистолетов; дважды по-обезьяньи затрещал пулемет, выпустив по фасаду здания длинную очередь.
Сен-Клауд тоже не сидел без дела. Один полицейский, перебегая зигзагами от одной машины к другой, вдруг, оказавшись на открытом пространстве, споткнулся, перекувырнулся в воздухе и, упав, остался лежать на земле. Раздался мощный ответный залп, под прикрытием которого двое полицейских схватили упавшего и оттащили его в безопасное место.
Затем снова наступила продолжительная тишина, нарушаемая отдельными выстрелами, словно бы лишь для приличия.
— Почему он не разобьет прожектор? — спросил Уэбб.
— Он вовсе не хочет убегать, — сказал Деверс. — Он хочет убивать.
Уэбб нахмурил брови:
— Зачем?
Снова заговорил громкоговоритель. Когда он замолчал, они услышали другой голос, пронзительный, визгливый, резкий. Деверс прошептал:
— Это он. Слушайте.
— Не похож на человеческий, — сказал Уэбб. Он посмотрел на Паркера. — Уедем отсюда. У него наши деньги, он окружен копами, нам здесь делать нечего.
— Смотрите, — сказал Паркер. Из окна верхнего этажа падал снег, бумажный снег, его хлопья, кружась и танцуя в воздухе, падали на землю, превращаясь в зеленые листья.
— Наши деньги, — произнес Уэбб.
— Об этом Годден говорил тоже, — сказал Деверс скорее себе, чем остальным. — Он демонстрирует силу.
— Зачем ему это надо? — Уэбб злился, не в силах понять этого выродка.
— Он хочет их купить, — попытался объяснить ему Деверс. — Он просто спятил, для него наслаждаться властью — это убивать людей и покупать их.
Тут из окна вылетел чемодан, из него посыпались подхваченные ветром оставшиеся банкноты. Люди, удерживаемые на перекрестке полицейским кордоном, молча смотрели, не догадываясь пока, что именно падает на землю.
Из окна хлынул новый бумажный дождь, а вслед за ним, как будто из катапульты, полетел второй чемодан; раскрытый, как и первый, он несколько раз переворачивался в воздухе, выплевывая из себя пачки денег.
Наступила тишина. Ничего не происходило. Абсолютно ничего. Второй чемодан упал на землю рядом с первым, зеленые купюры медленно опускались на землю.