Тот день начинался обычно. После развода неразлучная троица огородами направилась на продсклад, где, кроме нехитрой закуски, страждущих в огромном холодильнике ждала спрятанная среди коровьих полутуш канистра.
Однако у склада их ждал посыльный. Начальника ГСМ срочно вызывали в штаб.
– Старлей, бля, ты чё цистерну кампанам не сдал? Звонит комендант со станции, икру мечет.
– Тащполковник, чего её сдавать? Все шестьдесят тонн бензина слили, маневровый цистерну на станцию оттащил. Что, мне надо было на ней «Слава монгольской народно-революционной партии» написать?
– Бля, ты у меня пошутишь щас. Там что-то с люком, не закрывается, что ли. Дуй прыжками к монголам.
Для монгольских железнодорожных друзей советские войсковые части были постоянным источником дохода. Контейнера с офицерским скарбом задерживались на складах, а потом за просрочку хранения насчитывались астрономические штрафы. Вагоны не подавались на погрузку вовремя и не принимались после разгрузки по смехотворным причинам.
Вопросы решались через бакшиш в денежном или материальном выражении. Вот и сейчас Никита, матерясь, погрузил в дежурную машину ящик тушенки и ящик хозяйственного мыла и поехал в Чойр.
Однако на этот раз монголы почему-то упёрлись рогом и потребовали заварить треснувшую петлю крышки люка.
Пришлось ехать за сварочным аппаратом и сварщиком.
Туловище Маслова настоятельно требовало опохмелки. Злой на всей свет, ничего не соображающий, он наорал на сержанта – сварщика и отправил его наверх.
Оскальзываясь на густо замазученных скобах, боец полез к люку, подтаскивая за собой толстые серебристые провода.
Сердце колотилось, комок сухих слюней не проглатывался. Летевшие сверху искры причудливо расцвечивали царивший в Никитиной голове туман. Ему мерещился уютный продсклад, заботливо подстеленная на столе газетка, запотевший граненый стакан и бархатный голос начвеща:
– Никита, пей! Испаряется же!
«Испаряется. Выпаривается». К чему бы это?
Никита потряс головой и заорал:
– Долго ещё, воин?
– Всё. Проверьте, тащ сташленант!
Маслов с трудом забрался на верхотуру.
– Бля, а вот здесь? Балбес, всё через жопу делаешь!
– Пять сек, тащ сташленант! Отвернитесь, а то зайчика поймаете.
Сержант шмыгнул носом и постучал электродом, ловя искру.
Взрыв слышали, наверное, в Китае.
Никиту швырнуло, ударило о цистерну и сбросило с четырёхметровой высоты. Лёжа на спине, он изумлённо наблюдал за летящим в зенит дымящимся сержантом. Сержант явно проигрывал в скорости злополучной крышке. Теряя сознание, Маслов подумал, что монголы без крышки цистерну точно не примут.
– Никит, да плюнь ты. С кем не бывает.
– Да ни с кем не бывает. Все знают, что цистерну выпарить надо было. А я забыл, потому что хотел поскорее сюда свинтить и вмазать. Алкаш я, понимаете вы или нет!
Никита заплакал, размазывая грязные слёзы перебинтованными руками. Впервые за многие годы в нём, кажется, плакала не водка, а он сам.
– У пацана этого перелом позвоночника и пятьдесят пять процентов ожог. Из-за меня! Если он не выживет, я и сам жить не буду! Вон спиртом этим обольюсь и подожгу себя к едреней матери! Вместе с вами и с этим долбанным складом!
Начвещ наклонился к начпроду и сипло зашептал на ухо:
– Слышь, его нельзя одного оставлять. Точно ведь и себя, и бухло погубит. Надо его вусмерть напоить, чтобы расслабился.
– Так шесть часов уже, сейчас караул придёт склад под охрану принимать.
– А ты прапору своему позвони. Пусть он нас снаружи закроет и опечатает. А утром заберёт.
Начпрод хмыкнул и начал накручивать ручку телефона.
Вертолёт с заместителем командующего тридцать девятой армии по вооружению приземлился в восемь вечера. Генерал-майор Водолазов был вне себя. После ЧП на армейской рембазе он получил вёдерную клизму от командующего и очень неприятный звонок из Читы. Разбираться надо было самому и на месте.
Обматерив начальника рембазы, он потребовал к себе организатора салюта. Посыльные сбились с ног, но Маслова нигде не было. Кто-то предположил, что истерзанный начальник ГСМ зализывает боевые раны в госпитале.
Не нашедший истинного объекта применения, гнев генерала рвался наружу, как понос при дизентерии. Водолазов попёрся по территории базы, тыкая полковника носом, как напустившего лужу щенка.