Мои глаза выскакивают из орбит, и я сжимаю ее плечи.
— Ты должна остановиться. Тебя еще не поздно спасти. Есть лечебные центры для временно помешанных.
— Тебе не остановить этот поезд, — говорит она, бросая перчатки на землю. Сунув свое мороженое мне в руку, она бежит к полуобнаженному Нику, демонстрирующему голую грудь и накачанный пресс. Харпер пробегает ногтями вниз по его груди, а затем обнимает его за шею.
Мои кулаки сжимаются, но не потому, что я хочу врезать Нику, а потому, что меня охватывает какой-то первобытный братский защитный инстинкт.
— Чувак! Руки прочь! Это моя сестра!
Харпер поворачивается ко мне.
— Попался! Это за то, что разрушил мою веру в Санту.
Глава 23
Требуется некоторое время, чтобы стереть образ обнимающихся моей сестры и Ника, даже если это и был просто розыгрыш, но я справляюсь.
Благодаря новой навязчивой идее.
Эта фотография. Я не могу перестать думать о том, что Харпер сказала о Шарлотте, и не могу перестать смотреть на фотографию в «Шестой Странице», будто в ней разгадка всех тайн мира.
Я смотрю на нее, пока иду к остановке Columbus Circle, оставив перчатки и биту в квартире Ника недалеко от парка. Уткнувшись носом в телефон, я спускаюсь по лестнице и запрыгиваю в поезд. Хватаюсь рукой за поручень, и в это время девушка-хипстер в зеленых обтягивающих брюках проталкивается к поезду, втискиваясь между закрывающимися дверями. В обеих руках у нее сумки.
— Уф, — успев, говорит она с облегчением. Но край одной из сумок зажимает между дверей, и она выдергивает его на свободу, превратив во вращающийся вокруг своей оси клубок.
Что-то ударяется о мой локоть, и я вздрагиваю.
— Оу.
Она прижимает ко рту ладонь.
— Ты в порядке? Это мой майонез?
— Майонез? — спрашиваю я, потирая локоть, в то время как поезд несется по туннелю. Что такого в локтевых костях, что они болят так сильно?
— В этой сумке у меня банки с майонезным песто. Я делаю его сама. И угощаю друзей. Все в порядке? — с полными ужаса глазами она роется в своей соломенной сумке на плече.
Боль распространяется по всему предплечью, пока она проверяет, в порядке ли ее соусы. — Не волнуйся обо мне. Твой Майонез только что напал на меня, но я не буду выдвигать обвинения, — бормочу я себе под нос и вздрагиваю.
Она смотрит на меня, медленно приходя в себя.
— Ты в порядке?
Я киваю.
— Да. Сейчас мой локоть и палец на ноге сравнялись по состоянию.
— Майонез упал тебе на ногу?
— Нет. Чуть раньше мою ногу атаковала бейсбольная бита. По-видимому, неодушевленные предметы сегодня охотятся на меня, — говорю я, и боль стихает. — Твой майонез с ними заодно?
Она кивает и держится за поручень, пока мы пыхтим до следующей остановки.
— Он выживет. Извини, что ударила тебя.
— Все нормально. Издержки опасной городской жизни.
Она всматривается в экран зажатого в моей руке телефона. На нем фотография.
— Милая пара.
— А, да, — говорю я, переводя взгляд на телефон.
— Они выглядят очень счастливыми вместе, — добавляет Майо-Девушка.
— Да?
Она кивает.
— Определенно.
— Как ты думаешь, что он должен ей сказать?
Она наклоняет голову.
— Что ты имеешь в виду?
— Чтобы она узнала о его чувствах к ней?
Она пожимает плечами и широко улыбается.
— Он должен просто рассказать ей то, что чувствует. Если им вместе хорошо так же, как майонезу и песто, то он должен дать ей знать об этом.
— Так ему и передам, — говорю я, когда поезд останавливается.
Когда поднимаюсь вверх по лестнице и выхожу на улицу, понимаю, что в ситуации с Шарлоттой не так все просто, как с майонезом, и не только потому, что майонез — моя самая нелюбимая пища.
«Лаки Спот» — это зоопарк. Там нет времени поразмыслить. Нет времени для планирования. И, конечно, нет времени разобраться со странными новыми идеями, которые сами собой зародились у меня в голове.
Мне нужно выработать стратегию, но я понятия не имею, в чем.
Быть больше, чем друзьями?
Испытывать настоящие чувства?
Выяснить, чувствует ли она то же самое?
Какими словами описать это чувство? Словно в груди находится батут, на котором мое сердце постоянно делает сальто назад. Только я никогда не практиковался в этом, и, если сделаю так снова, то есть шанс приземлиться на голову.
Или на задницу.
Возможно, даже на лицо.
Так что вот. Пятничным вечером в переполненном баре я вряд ли пойму, что делать с песто-майонезными чувствами.