Нужно было убрать его и при этом постараться не испачкаться в крови и не увидеть лица, но последнее, конечно, чисто для психологического комфорта. Похожая на привидение тень переместилась по кругу. В полной тьме Лумис стащил и аккуратно сложил перчатки-прилипалы, а уже после нащупал вздрагивающие плечи жертвы. Но гигантский калейдоскоп продолжал изменять рисунки, и в слепящей яркости ночи Лумис невольно рассмотрел то, что не хотел, — лицо. В нем было выражено все, смерть уже коснулась его, но оно еще жило, и Лумис наблюдал неслышное в окружающем гуле захлебывающееся дыхание. И, чтобы продолжать действовать, нужно было неотрывно держать в мозгу импульс-строб с надписью-пояснением о том, что это враг и, если бы у него имелось больше опыта, они могли бы поменяться местами. Но из подсознания Лумиса выплывали вредные мысли, к примеру, о том, что этот человек мог бы уже покончить с ним, там, у памятника жертвам войны за Мирандолу, но не сделал этого. Быстрые тени снова описали полукруг. Надо было тащить и не думать: ведь неизвестный не воспользовался возможностью только потому, что хотел выследить, выследить не только Лумиса — их всех. Несмотря на отвлекающие размышления, Лумис лихорадочно шарил по карманам убитого. Он никак не мог найти это проклятое оружие. Снова воцарился предательский свет. Этот чертов подвешенный к высотному монорельсу сияющий поезд все никак не хотел кончаться. Поезд был пассажирский, теоретически Лумиса могли увидеть, но практически он не опасался этого: что можно рассмотреть в мешанине раздробленных на составляющие сумерек без специальных приборов? Абсолютно ничего. Совмещенные вагоны продолжали разгон, и отдельные пылающие окна слились в непрерывную цепочку. Двести пятьдесят километров в час. Лумис наконец нащупал тоненький металлический ствол. Ему стало легче: преследователь был вооружен, и это несколько заглушало совесть. Он отстегнул от кисти умирающего игломет и сунул в карман своей туники. Свист затихал, но звон все еще стоял в ушах. Длиннющий обтекаемый снаряд с тысячами людей уносился во тьму, он проскочил между пирамидальными, закрученными спиралью минаретами и исчез.
Поскольку главное было сделано, и сделано быстро (в голове Лумиса с момента начала процесса четко заработал хронометр, регистрируя секунды), он решил бросить труп под пневмотрон для полного запутывания будущих следопытов. Он уже прикинул, что на это уйдет минуты две, никак не меньше, и надо было спешить. Лумис приподнял теплое податливое тело. До входа он тащил его двадцать секунд. На станции продолговатые лампы заливали все окружающее голубоватым огнем. Он радовался, что здесь никого нет, он вовсе не собирался расправляться с какими-нибудь свидетелями, да и наверняка не стал бы это делать. Но зато он снова невольно пронаблюдал агонию. На него смотрели уже потускневшие глаза. При последних конвульсиях Лумис едва не уронил свою ношу. В момент, когда смерть забирала дань, Лумис начал спускаться по лестнице неподвижного эскалатора, уходящей в глубину. Остекленевшие зрачки все еще смотрели на него. Лумис бежал мимо стен, расписанных изображениями древних битв, но они оставались за границей его восприятия. Сквозь собственное оглушительное дыхание и рев потока лейкоцитов в артериях он услышал мелодичный сигнал. Приближался маршрутный пневмотрон. Лумис уже ни о чем не думал, он торопился. Бросив тело на пол, он достал из своего неистощимого кармана продолговатый предмет. Это была всесокрушающая отмычка, в умелых руках творящая чудеса. Он вставил ее в отверстие двери с предостерегающей надписью: «Входить только при полной остановке транспорта». Еще через секунду дверь ушла вниз. Воздух с шумом устремился в отверстие. Едва держась на ногах, упираясь в стену, Лумис подтолкнул покойника в эту страшную дыру. Он еще успел заметить, как закипает в разреженном воздухе туннеля вытекающая из убитого кровь. Когда створка закрылась, Лумис уже штурмовал эскалатор, а включившееся воображение выдавало ему цветную картинку удара остроносого снарядообразного пневмотрона о тело, удара, который он не мог слышать сквозь толстую стену туннеля.