Два божества, которых с полным на то правом можно было назвать темными, уставились друг на друга будто дети, играющие в гляделки. Их ауры и источаемые ими эманации энергии с одной стороны были удивительно похожими, но в то же время являлись и совершенно разными. Олег отчетливо это чувствовал, и был готов свой правый глаз прозакладывать, что и другие люди ощущают примерно то же самое, только кто-то в большей мере, а кто-то в меньшей. Лучшим из пришедших в его голову сравнений оказалось сопоставление пыточной в крупном и старом бандитском логове и хирургического кабинета государственной клиники. В обоих местах многие годы резали живых людей на регулярной основе, причем занимались этим большие профессионалы своего дела с целым арсеналом специальных инструментов, нередко абсолютно одинаковых…Однако сама мысль о том, дабы уравнять их, отдавала редкостным бредом и полным безумием. С одной стороны находилась жажда всё разрушить, пожрать, подчинить себе и сделать своей частью, инструментом, продолжением воли…С другой мрачная решимость сделать всё необходимое для достижения требуемого результата, яростное желание уничтожить любые помехи требуемому порядку вещей, упорная решимость расчистить путь новой жизни путем слома и уничтожения всего неправильного, ненужного, испорченного…
Гневно зашипел крылатый спрут, с треском проиграв это молчаливое противостояние. Вернее, звуков в привычном для смертных понимании этого слова предводитель демонических ратей не издавал. Просто на поле боя обрушилась воплощенная ярость темного бога, несущая в себе его послание-заявление-ультиматум, а люди и нелюди синхронно попытались зажать себе уши, в тщетной попытке хоть так ограничить соприкосновение своих аур с волей сей сущности. Один из правителей нижних миров, что по праву почитал себя одним из центров силы самого мироздания, провозглашал, что тут место ему, но не место Кали, ибо нет в этом участке реальности храмов её, но есть храмы его. Он утверждал, что здесь и сейчас тьма находится в его власти, а не в её, ибо веками сия стихия была покорна ему, но не ей. Он отвергал право богини на души смертных, которых она желала бы от него защитить и спасти, ибо правители сей земли принесли клятвы верности и покорности ему, а значит принадлежат они ему и никому больше, как и земли их, и те кто ходит по сей земле…И сущность, явившаяся из нижних миров, не просто кричала о своих правах. Воля и сила крылатого спрута, вкладывающего чуть ли не всего себя в свой ультиматум, напрямую влияла на реальность и резонировала с ней, создавая этакий аналог необычайно сильного экзорцизма, только обладающего воистину неимоверной мощью и направленного само собой не против демонов, а против Кали. Ослабляя её здесь и сейчас. Запрещая ей использовать свою силу здесь и сейчас. Изгоняя её из этого места здесь и сейчас…
Громкий женский смех, издевательский и в то же время злорадный, от которого людям и нелюдям в связи с его воистину необычайной мощью стало даже хуже, чем от ярости крылатого спрута, был ответом много возомнившему о себе темному богу. Кали не стала бросаться в бой, напротив, она подчиняясь навязываемому ею самой реальностью ультиматуму, словно бы соскользнула обратно в кровавую тьму своего царства, задержавшись лишь на одно кратчайшее мгновение…Задержавшись, чтобы бросить в пространство всего одну фразу, смысл которой смертным и демонам стал волей-неволей столь же понятен, как и прозвучавший мгновением раньше ультиматум. И пусть каждый воспринял её слова немного по своему, но общий смысл её фразы без сомнения сводился к чему-то вроде: «Любимый! Меня тут обижают!».
Небо над городом вспыхнуло. Или не вспыхнуло, а распалось? До сих пор ощущаемая аура темного бога никуда не делась, но теперь уже не вызывала тех же ощущений, поскольку к ней добавилось нечто еще. Нечто противоположенное практически во всех смыслах слова и гораздо, гораздо более мощное! Олег не мог толком сказать, что конкретно произошло совсем рядом с ним, буквально в парочке километров, ибо глаза просто оказывались воспринимать происходящее, ухватывая лишь слепящее сияние плазмы, будто бы вытащенной из самого центра солнца, но чародей не ощущал чудовищного жара близкой звезды, зато чувствовал, что с огромным куском реальности по соседству вдруг стало что-то не так. С тем куском, где помимо всего прочего находился израненный архидемон, напоминающий сразу паука, акулу и дикобраза. Кажется, его стукнули ударом сверху вниз. Кажется, сразу несколькими кулаками, сияющими обжигающим но не жгучим белым светом. Кажется, это было сделано за кратчайшую долю секунды много-много раз…И совершенно точно, что в результате этого монстр, который имел бы неплохие шансы в одиночку уничтожить все армии людей, явись они сюда без архимагов, оказался раздавлен как жук, по которому со всей дури колошматили мухобойкой. Долго колошматили, пока не устанет рука. Отлетающие в разные стороны лапки, каждая размером с тонкую башню-небоскеб, чародей точно видел, как и натуральное цунами из обломков зданий, камней и почвы возникшее в том месте, где размазанную практически до состояния фарша тушу монстра вдавило в гораздо более мягкую по сравнению с ним землю на явно очень большую глубину.