Бенджи поднял карандаш, смочил его слюной и коснулся им бумаги.
«Вот оно», — подумала Кора.
Первые слова. Они медленно появлялись на бумаге.
«Дорогая фирма «Мышцы и мускулы»! Господа…» — писал он.
Утро унеслось с ветерком, уплыло вниз по ручью, улетело вместе с птицами; солнце стало припекать крышу домика. Услышав шарканье ног на залитом солнцем крыльце, Кора даже не обернулась. В дверях стоял Том, но она не видела его. Она не видела ничего, кроме исписанных страниц, шелестящего по бумаге карандаша и осторожно движущейся руки Бенджи. Её голова покачивалась в такт каждому движению его руки.
— Уже полдень, я голоден, — сказал Том за её спиной.
Но Кора была недвижна, она следила за карандашом, как человек следит за улиткой, медленно ползущей по плоскому камню.
— Уже полдень, — повторил Том.
Кора, поражённая, подняла голову.
— Неужели? А мне кажется, что и минуты не прошло, как мы написали в Филадельфийскую компанию коллекционирования монет. Правда, Бенджи? — Кора улыбнулась, и её улыбка была чересчур сияющей для женщины пятидесяти пяти лет. — Пока я приготовлю поесть, ты сделаешь почтовый ящик? И, пожалуйста, побольше, чем у миссис Брэббем.
— Я прибью вместо ящика коробку от ботинок.
— Том Гиббс! Она поднялась со стула. Улыбка её говорила: «Лучше поторопись И сделай всё, как я говорю, советую тебе». — Я хочу, чтобы ящик был большой и красивый. И чтобы весь белый, и чтобы Бенджи написал на нём моё имя чёрными буквами. Я вовсе не желаю, чтобы первое письмо ко мне лежало в какой-то коробке от ботинок.
И всё было сделано.
На готовом ящике Бенджи выводил: МИССИС КОРА ГИББС, а пока он писал, Том стоял сзади и ворчал.
— Что здесь написано?
— «Мистер Том Гиббс», — спокойно ответил Бенджи, продолжая обводить буквы.
Том с минуту смотрел на ящик и потом сказал:
— Всё равно я голоден. Пусть кто-нибудь разожжёт плиту.
Марок не было. Кора побледнела. Тома заставили запрячь лошадь и ехать в Грин Фок за марками: нужно было купить несколько красных, одну зелёную и десять розовых с изображением почтенного господина. Кора поехала с ним, чтобы удостовериться, что Том не бросит первые её письма в ручей.
Когда они возвратились, Кора сразу же с сияющим лицом бросилась к почтовому ящику И заглянула внутрь.
— Ты что, рехнулась?
— А разве посмотреть нельзя?
В тот день она подходила к ящику шесть раз. На седьмой из него выпрыгнул сурок, а Том, стоя в дверях, смеялся, хлопая себя по бёдрам, и Кора тоже смеялась.
Потом она стояла у окна и смотрела на свой почтовый ящик, висевший против дома миссис Брэббем. Десять лет назад Вдовствующая Леди прибила почтовый ящик почти под носом у Коры. Это давало миссис Брэббем возможность медленно спускаться с холма, с шумом и треском распахивать дверцу почтового ящика и исподтишка поглядывать, наблюдает ли за ней Кора. И когда её ловили на месте преступления, Кора делала вид, что поливает цветы из пустой лейки или собирает грибы, когда их уже не бывает.
На следующее утро Кора отправилась к почтовому ящику ещё до того, как солнце нагрело листья клубники, а утренний ветерок шелохнул ветки сосен.
Когда она возвратилась, Бенджи сидел в кровати.
— Слишком рано, — сказал он. Почтальон ещё не проезжал.
— Не проезжал?
— Да. В такие глухие места они приезжают на машине.
— О! — Кора присела.
— Тебе плохо, тётя Кора?
— Нет, нет. — Она прищурилась. — Просто я не могу припомнить, чтобы здесь хоть раз за последние двадцать лет проезжала почтовая машина. Я только сейчас сообразила. Я никогда не видела здесь почтальона.
— Может, он приезжает, когда ты ещё спишь?
— Я встаю с утренним туманом. Просто никогда об этом не думала. Но… — Она обернулась и посмотрела на окно миссис Брэббем. — У меня странное предчувствие, Бенджи.
Она вышла из дому и пошла по пыльной тропинке к почтовому ящику миссис Брэббем. Бенджи шёл за ней. На полях и холмах лежала тишина, было так рано, что они невольно разговаривали шёпотом.
— Не нарушай закона, тётя Кора!
— Ш-ш-ш! А ну-ка… — Она открыла ящик, сунула руку внутрь и пошарила там. — Вот. И вот ещё.
Она высыпала шелестящие конверты в его протянутые руки.
— Они распечатаны! Ты их открыла, тётя Кора?
— Я никогда их не трогала, детка. — Она была ошеломлена.
— Никогда в жизни даже тень моя не касалась этого ящика.
Бенджи вертел в руках письма, внимательно их разглядывая.