Доминик Бланки видит, что творится у хлебных лавок, где еще затемно выстраиваются длинные очереди. На дверях лавок давно уже приделаны железные кольца, за которые привязана веревка. Держась за нее, люди ждут долгие часы. Потом веревки заменили железными цепями; часто любители сутолоки перерезали их, чтобы запутать очередь и прорваться в свалке к вожделенному фунту хлеба.
А что же делает легендарный революционный Конвент? Он оказался хотя и легендарным, но не слишком революционным. Жестокая внутренняя борьба шла в зале дворца Тюильри. Семь с половиной сотен депутатов вовсе не объединялись воедино ради решения неотложных дел. Напротив, в Конвенте царил разброд. Большинство депутатов, около пятисот, были людьми, получившими разные выгоды от революции, предприимчивыми дельцами, жаждавшими только собственного благополучия. Эту самую многочисленную, но и самую беспринципную фракцию называли «болотом» или более грубо и верно — «брюхом». Они голосовали за то, что казалось выгоднее и безопаснее. Две другие главные фракции — жирондисты и монтаньяры, — давно уже боровшиеся между собой, весной 1793 года вступали в решающую схватку. Вожди жирондистов считали, что революция зашла слишком далеко, и решили расправиться с ее передовыми представителями — монтаньярами. Но они объединяются с народом Парижа, во главе которого встала революционная Парижская коммуна, вдохновляемая левыми якобинцами. Ее Национальная гвардия окружает в последние дни мая Конвент, от которого требуют выдачи и ареста трех десятков вождей жирондистов. Под угрозой пушек «болото» голосует вместе с монтаньярами, и жирондисты терпят поражение. 2 июня произошла, по существу, новая революция. Якобинцы пришли к власти.
Жан-Доминик Бланки явился в Конвент как раз в разгар этих событий, 24 мая. Какую же позицию занимает он? Его симпатии на стороне жирондистов, превратившихся в контрреволюционеров. Бланки подписывает петицию протеста против ареста 28 руководителей жирондистов, а затем вместе с оставшимися жирондистами отказывается заседать в Конвенте. Он поступал так не из-за каких-то своих конкретных интересов. Его влекло по течению, и он просто не знал, куда его несет. Жирондисты привлекали его гладкими речами, своими ссылками на законность, а монтаньяры пугали своей беспощадной решимостью сделать все для защиты революции. Марат, Робеспьер, даже Дантон отталкивали его своей резкостью. Спустя много лет, уже в конце своей жизни, он напишет, что «часто испытывал желание встать и решительно перейти на скамьи монтаньяров», ибо их «убеждения совпадали с его собственными». Видимо, он хотел приукрасить свою биографию. В действительности, во время революции у него были не убеждения, а иллюзии, и он просто топтался впотьмах, оказавшись в конце концов в лагере обреченных.
Революционер в Ницце, в Париже Доминик Бланки остался в стороне от революции. В то время как вожди якобинцев отчаянными усилиями пытались спасти ее завоевания, он осуждает их пренебрежение «законностью». Теперь ему остается ждать своей участи, ибо между жирондистами и якобинцами идет борьба не на жизнь, а на смерть. Вскоре его объявляют «подозрительным», а затем и заключают в тюрьму. «Десять месяцев агонии» — так назовет Доминик Бланки свои воспоминания о времени, проведенном при якобинской диктатуре в долгом заключении, когда многие из его друзей-жи-рондистов оказались жертвами гильотины. Однако из описания долгой «агонии», оставленного Бланки, выясняется, что пресловутый террор Робеспьера не отличался особой беспощадностью. В тюрьме была довольно либеральная обстановка. Заключенные не только развлекались разными играми, но и свободно принимали посетителей, снабжавших их всем необходимым. Хозяйка пансиона, в котором жил Бланки вместе с группой друзей-жирондистов, мадам Брионвиль, бывшая модистка королевы Марии-Антуанетты, относилась к своим постояльцам с материнской заботой. При этом она часто приходила в тюрьму не одна, а со своей юной очаровательной племянницей Софи, покорявшей всех прелестью и неизменной веселостью. Ее частые появления в тюрьме были особенно радостными для Бланки, ибо 38-летний жирондист пылко влюбился в маленькую красавицу. Когда контрреволюционный переворот 9 термидора освобождает его, он просит у мадам Брионвиль руки ее племянницы. Девочка хочет стать полноправной гражданкой и супругой депутата Конвента. Она согласна, хотя приходится подождать ее совершеннолетня, чтобы законно оформить этот брачный союз, что и произошло в октябре 1796 года.