Не имевший практического опыта строительства, Монферран десятилетиями учился, перенимая как русский опыт, так и опыт мировой архитектуры по возведению уникальных большеразмерных зданий. Через 30 лет после начала строительства он пишет: «Нам пришлось долго изучать искусство древних, чтобы взять от их прекрасных памятников то, чему можно было с достоинством подражать, в то же время нам приходилось непрерывно быть в курсе современных строительных приемов» [61].
Монферран постоянно добивался независимого положения на стройке. Еще в 1818 г., обращаясь в Комиссию, он требовал определенный штат работников: ему были нужны два помощника, четыре десятника, секретарь, два мастера каменных дел, двадцать пять солдат и особое лицо для приемки материалов, поступавших на строительство по заявкам зодчего, причем приемщик должен был непосредственно подчиняться Монферрану. Архитектор, обращаясь к председателю Комиссии, писал: «Никто не может ни приказывать, ни распоряжаться на строительстве. Распоряжения Комиссии могут адресоваться только мне». Впоследствии именно эти требования Монферрана не всегда выполнялись, что приводило к серьезным осложнениям и конфликтам между ним и руководством Комиссии. Первый конфликт возник в 1819 г., когда Монферран потребовал, чтобы на строительной площадке не находилась квартира приемщика материалов Михайлова, так как на стройке не должно быть людей, не подчиненных непосредственно ему, и добился того, что Михайлова удалили со стройки.
Таким образом, получив большую самостоятельность, Монферран стал единственным хозяином стройки. Но 20 ноября 1819 г. к нему прибыл направленный Головиным для контроля за расходованием материалов и денег подполковник П. Борушникевич, который обнаружил взяточничества и хищения на стройке и написал об этом в своих донесениях. Он во всем обвинял Монферрана, хотя многие злоупотребления относились к деятельности Комиссии, закрывавшей глаза, в частности, на беззаконные действия титулярного советника Орлова, который, пользуясь доверием Головина, обманывал его.
Позднее основанием для обвинений послужил широкий образ жизни Монферрана: покупка собственного дома, дорогих античных коллекций, хотя добрая половина петербургских архитекторов того времени имела собственные дома, причем им не приходилось получать таких денег, как 100 тысяч рублей, подаренных Николаем I Монферрану после открытия Александровской колонны. Дом на Мойке был куплен, несомненно, за счет этих средств. Никаких фактов участия Монферрана в злоупотреблениях неизвестно. Наоборот, многие документы свидетельствуют, хотя и косвенно, о материальных трудностях архитектора именно в период проверки, производившейся Борушникевичем[15]. В выявлении злоупотреблений члены Комиссии не были заинтересованы, что подтверждается письмом Борушникевича Александру I и президенту Академии художеств А. Н. Оленину.
Упреки в злоупотреблениях были бездоказательны, но после обвинений Борушникевича Монферрана отстранили от всех хозяйственных дел. Перестал ли вдруг Головин почему-либо доверять Монферрану или не считал его способным бороться с «окружающими его со всех сторон ворами», неясно. Гораздо серьезнее были для Монферрана обвинения в профессиональной неопытности и авантюризме, высказанные его соотечественником, придворным архитектором, членом-корреспондентом Французской королевской академии архитектуры М. Модюи, который еще в 1818 г. проектировал планировку Исаакиевской площади (Монферран впоследствии с некоторыми изменениями повторил ее). Модюи внимательно изучил проект Монферрана, состояние работ на стройке и представил в Совет Академии художеств докладную записку с чертежами и расчетами, иллюстрировавшими техническую несостоятельность и архитектурную беспомощность зодчего[16]. Вопросы, поставленные архитектором Модюи, были принципиальны и требовали тщательного разбора всех обстоятельств дела.
Трудно установить истинные причины столь яростных нападок Модюи на Монферрана. Мы можем лишь предполагать, какими мотивами он руководствовался. Он обвинял Монферрана в отсутствии таланта, считал, что «лукавство и ложный блеск» помогли ему занять то ведущее положение, которое он получил в России как иностранец, что доверия Александра I он добился путем рекомендаций авторитетных французских архитекторов и особенно Бетанкура. Даже хорошие манеры и светский образ жизни, по мнению Модюи, в немалой степени способствовали продвижению Монферрана. Высказывания Модюи о Монферране свидетельствуют о его личной неприязни, что становится особенно очевидным, когда он, обращаясь к послу Франции, призывает его восстановить против архитектора общественное мнение и запросить Персье и Фонтена, учителей Монферрана, о его профессиональной подготовке, а также навести справки о его службе во время наполеоновских войн[17]. С теми же обвинениями Модюи обращался к Александру I, в частности, с такими словами: «Я должен отдать справедливость моему противнику. Трудно представить себе человека, более способного, чем он, преуспевать при помощи тех средств, к помощи которых он прибегает. И весьма возможно, что он сделал бы в конце концов блестящую карьеру, если бы провидение не столкнуло меня с ним…»[18].
15
«Прошло четыре года с тех пор, как благодаря Вашей благосклонности я поступил на службу его Величества и с тех пор, как Вы дали мне поручение заняться проектом Исаакиевского собора. Вы видели сами усердие, с которым я принялся за работу, и то количество рисунков и всевозможных планов, которые я исполнил. Затем в 1817 году я обмерил старый собор Исаакия и сделал к нему план и разрезы. В 1818 году я начал рытье котлована, постройку мастерских и забивку свай.
В 1819 году Вы по возвращении из Нижнего Новгорода сделали мне честь посещением работ и, как мне показалось, остались довольны, т. к. все Ваши указания были точно выполнены, а работа сделана согласно проекту, и хорошо. Ссылаясь на все это, я прошу Вас, генерал, доложить Государю мою просьбу об увеличении моего жалованья, если вообще, конечно, имеется в виду, что я буду продолжать работу. Мое жалованье не превышает 7200 р. в год, между тем как Монпелье, мой подчиненный, получает 15 000 р. Мой исключительный труд по изготовлению модели собора и моя книга, которую при Вашем содействии Государь принял в дар, позволяет мне надеяться, что при таком же Вашем содействии мне будет пожалован орден св. Анны на шею. Такое отличие послужило бы мне одобрением к дальнейшему усердию и новой энергии на службе Государю…» (Из письма Монферрана Бетанкуру, середина 1820-х гг.).
16
«Записка по постройке церкви св. Исаакия и о проекте архитектора Монферрана» была составлена на французском языке. Содержание ее разбиралось на заседаниях членов Академии художеств 21 октября 1820 г., на заседаниях Комитета 30 сентября, 1 и 18 октября 1821 г. и на других совещаниях в присутствии Модюи и Монферрана. (ЦГИА, ф. 789, оп. 1, д. 130, л. 23–24).