Дальнейшие воспоминания носили фрагментарный характер. Борис смутно вспоминал, как этому Лжегиляровскому он диктовал номер своего сотового телефона. Еще он помнил, как кто-то очень похожий на Димона, вещал о чистоте русской расы, добрым словом вспоминая товарища Сталина, оставившего древнюю Русь с сохой и атомной дубинкой. В это же время настоящий Димыч в обнимку с Ильичом и полуголой девицей о чем-то безутешно рыдали, или рыдал только Ильич, пока Димыч кого-то крепко метелил на пару с самозванцем. Может, это и явилось итогом голосования? Еще перед глазами стояли изумленные лица посетителей, разглядывающие половинки кирпича. Было совершено непонятно, зачем местным понадобился битый кирпич.
'Странно, а как извозчик догадался, куда нас везти'? - это была первая мысль, пробившаяся утром сквозь дикую головную боль.
Глава 6. Первый конструктивный разговор.
3 Марта 1905. Москва.
Пробуждение было кошмарным. Такого страшного похмелья переселенцы не испытывали никогда. Дима, покачиваясь, сидел на табурете. Держась за голову, он, как заклинание, повторял: 'Моя бабуся всегда говорила: внучек, не закусывай конскими яблоками, не закусывай конскими яблоками, не закусывай конскими яблоками'. Эту фразу он повторял, и повторял, и повторял.
Первым не выдержал математик. В один прекрасный момент, зажав руками рот, он пулей вылетел во двор. Чуть более стойким оказался Федотов, но и он вскоре повторил 'подвиг' Ильича.
Много лет спустя, вспоминая эти каштаны, Борис понял, что они с Мишениным пали жертвой шарлатана-психолога без практики, но эффект оказался животворящим.
Владимир Ильич после каждой очередной реакции на словесное зомбирование возвращался слегка поздоровевшим. Синюшный цвет лица, правда, оставался, но стонал Ильич все жизнерадостнее. После очередного возвращения со двора произошло чудо: математик внезапно 'ожил', заявив, что капиталы надо немедленно вкладывать в производство чистого спирта. Дима к этому времени тоже 'отошел' и потому справедливо возразил, что виноделы из них, как из коровы пианистка. Наверное, 'отошел' он не до конца или не в ту сторону, потому как не сумел увидеть разницы между виноделием и производством спирта.
По молчаливому уговору за квасом к Настасье побежал Зверев. Здоровенный жбан он принес, но, судя по кислой физиономии, ему было высказано все предназначенное Мишенину. Федотов, однако, понимал, что от своей пассии Вова мог не вернуться и вовсе, поэтому посчитал Психолога настоящим героем.
После частичного восстановления интеллекта Дима решил ускорить процесс 'выздоровления' посредством колуна. Попытки друзей оказать ему посильную помощь наткнулись на жесткое возражение, что таких алкоголиков он сегодня к инструменту не допустит. И вообще, в возрасте старше Христа пить надо меньше, а думать надо больше и желательно головой, а не задницей. Попутно 'старые алкаши' узнали о себе так много нелицеприятных подробностей, что срочно решили совершить паломничество к стенам храма Христа Спасителя.
Ближе к вечеру компания вновь расположилась у импровизированного камина, роль которого выполняла голландская печь.
- Итак, господа, - без воодушевления начал Федотов, - обстоятельства вчера сложились не в нашу пользу. Можно сказать, неблагоприятно сложились обстоятельства. Вместо обсуждения наших задач мы принялись обсуждать постороннего нам человека, а это неправильно.
Борис никак не мог найти нужную тональность. Слова падали монотонно, словно ошметки грязи. Получалось казенно и глупо.
- Мужики, да на хрен нам нужен этот посторонний!
Федотов посмотрел на нахохлившегося Ильича, одновременно отмечая, что правильный тон найден.
- Вот что, уважаемые, я могу долго читать нравоучения о вреде абортов, но оно нам нужно? Тут сидят не детишки - так что давайте ближе к ... организму.
Ильич все утро неосознанно ожидал повторения вчерашней выволочки. Последние дни он жил странной жизнью. Вокруг был реальный мир, в котором он с кем-то говорил, что-то делал, смеялся, спорил, но душа его была отстранена от происходящего. В душе он переживал ярость своих друзей и религиозный экстаз от осознания некоторого высшего предназначения. Это состояние раздвоенности становилось невыносимым. С одной стороны были его товарищи, призывающие стать по-настоящему состоявшимся человеком. Ради этого готовые поделиться, давшие ему кров и позаботившиеся о нем в болезни. С другой стороны хотелось и дальше испытывать состояние благодати. От этого в душе нарастал дискомфорт. Религиозное чувство истончалось - слишком много было справедливых упреков в словах его друзей. Ему показалось, что последние слова Федотова открыли в его сознании маленькое окошко. В это окошко, в эту крохотную щель проникло понимание реальности. Он увидел себя вчерашнего, пытающегося не столько убедить своих товарищей, сколько защитить неизменность своего представления о мире. Он словно вернулся в свои первые студенческие годы. Мир тогда был простым и ясным. В те годы впереди было будущее с захватывающими перспективами, лишенное постоянных угроз, нищеты и брюзжания жены. Тогда он мог дарить.