- Мужик приехал, в папахе. Похоже городской.
- Кто ходит в гости по утрам, тот голоден не будет, - тут же откликнулся Дмитрий. - И к кому этот временно голодный пожаловал?
С улицы послышался громкий голос, спрашивающий у Настасьи Ниловны, где проживают постояльцы.
- Странно, а ведь это к нам, - удивился Ильич.
В подтверждение этому раздался скрип калитки и зычный голос гостя:
- Хозяева, войти можно?
- Палыч, открой. Наверное, к прежним жильцам кто-то приехал, - попросил Борис.
В сенях послышались стук откидываемой щеколды и скрип отворяемой двери. Невнятное бормотание с предложением войти, сменилось шарканьем ног. Распахнувшаяся дверь впустила Дмитрия Павловича и кряжистого незнакомца, отчего в горнице сразу стало тесно.
Вошедший был в круглой папахе из серого каракуля с темным верхом. Меховая шуба с широченным отложным воротником сидела на посетителе, словно он в ней родился. Внимание привлекала буйная веселость в слегка напряженных карих глазах. Внешность, наклон головы, взгляд - все выдавало в незнакомце человека сильного и нахрапистого. Лишь в уголках губ прятался затаенный надрыв.
Глядя на незнакомца, Федотов почувствовал нарастающую тревогу:
'Черт побери, да где ж я видел этого амбала? И эти белые усищи я определенно видел. Ну что за 'усатая' напасть: только на завод собрался, как этот Громозека приперся'.
Больше всего посетитель напоминал Борису многорукого героя из мультфильма 'Тайна третьей планеты'.
Когда гость с легким поклоном осенил себя крестным знамением, Дмитрий представил вошедшего:
- Уважаемые, к нам пожаловал сам господин Гиляровский!
В этой фразе отчетливо послышалось: 'К нам приехал ревизор!'
Эта весть повергла Мишенина и Федотова в ступор, но реакция была различна. Мишенин традиционно вцепился в воротничок сорочки. Со стороны казалось - клиент решил удавиться.
Федотов же мысленно выматерился. Еще вчера он вспоминал дикий треп с Лжегиляровским. От этих воспоминаний ему было неуютно. Лишнего он тогда наговорил с лихвой. Постепенно он убедил себя, что все обойдется, все забудется, и сегодня даже не вспоминал о злополучной пьянке. От ожившего кошмара Борису на секунду показалось, что это наваждение, что сейчас он моргнет и видение исчезнет. Борис моргнул. Увы, ни видение, ни привидение не растворились в мировом эфире. Вместо этого 'оно' отрепетировано приветствовало постояльцев:
- Здравствуйте, господа! Не сочтите за нахальство, но вы так разожгли мое любопытство, что я решил воспользоваться вашим любезным приглашением.
'Ну, приплыли, еще и любезное приглашение. Черт, да когда же мы его приглашали? Неужели в том самом трактире?' - все больше впадал в уныние Федотов.
При этом лицо Федотова сохраняло саму приятность, ну может, только самую малость на нем отображались горестные мысли.
- Вот какие люди в Голливуде, господин Гиляровский, прошу с морозца отпить с нами чайку, - скаламбурил Дима, жестом приглашая гостя.
Димкино упоминание о непонятном Голливуде гостя несколько озадачило, что лишь едва отразилось на его лице.
Друзья давно подметили: стоило им произнести хоть словечко, как на них обращали внимание. Окружающие безошибочно замечали непривычный, а порою чуждый говор. Более всего внимание привлекали шуточные словечки. Еще бы, как, к примеру, аборигену понять 'не бери в голову'. За столетие многие слова изменили звучание, а некоторые даже поменяли смысл. Как-то, попросив кофЕ, Дима в ответ получил: 'Вот ваш кофЭ!' - естественно, с вежливым намеком на неграмотность. На Мишенина долго смотрели с недоумением, услышав 'профЕссор' вместо привычного в этом времени 'профЭссор'.
Переселенцы старательно учились местному говору. Поначалу они намеренно заезжали в отдаленный трактир, чтобы получить уроки 'родной речи' у местных пьяных словесников. Это дало свои плоды, но в минуты волнения привычные словечки выскакивали сами собой и как всегда некстати.
Судя по всему, гость явно понимал, что утренним визитом поставил постояльцев в неловкое положение. Давая хозяевам собраться с мыслями, он спокойно и по-домашнему непринужденно усаживался в красном углу. Все его действия сопровождались прибаутками и мягкими движениями сильного человека.
'Надо же было так напиться! На хрена я нес ахинею о его смерти и тем более о книге? Черт, такое наплести! А этот? Да вы посмотрите на него. Это же клещ! Такой вцепится крепче нильского крокодила. Он же не полицай, он журналяка! С полицаем хоть договориться можно, а с этим? Да ни под каким видом не отвяжется. Ну, точно, пришел северный зверек. Большой и усатый. И водку хлещет, как паровозный шланг. Черт, что же мы ему еще наплели? Кстати, а книгу он еще не написал и не помер. Не смахивает этот здоровяк на покойника'.