Эссен заерзал, удобнее устраиваясь в кресле, как бы давая понять, что с удовольствием готов послушать. Так слушают любимую арию.
Подивившись про себя на такой пассаж и последующие телодвижения, Борис решил, что скорее всего ему сделали комплимент.
— Собственно, говорить надо не о внедрении, а подходе к науке и технике. Ели же говорить шире, то о будущем России.
Федотов высказался в том смысле, что время изобретателей-одиночек миновало и на пороге маячит задача создания мощных коллективов ученых и инженеров. Показал цепочку: наука — техника — производство. Все это функционировало в едином цикле. С такой системой, Федотову довелось познакомится до демократической революции. Он знал, как при минимуме средств, порою, достигался поразительный эффект. Мимоходом лягнул здешнее «народное образование», что существенно сократив часы на естественные науки, напрочь забило головы подростков знаниями мертвых языков. Тем самым лишив страну множества толковых ученых и инженеров.
— Что касается локатора. Мне сдается надо бы нанять десять-пятнадцать толковых инженеров. К ним вдвое мастеровых и управленцев. Смотришь, лет через десять и получится стоящий аппарат. Денег на это потребуется, как на пару новейших броненосцев, но затраты отобьются. Примерно, как с железнодорожным делом — начали в России делать свои паровозы, так и сто раз окупили затраты.
Тверитинов смотрел заворожено. Инженер сразу увидел всю цепочку от задумки до первоклассного оружия. Термин «отобьются» прозвучал вульгарно, но в контексте с очевидной гармонией был воспринят едва ли не с радостью. Эссен увидел то же самое, но одновременно засомневался в психическом здоровье изобретателя — у того прозвучала слишком революционная мысль.
— Эк Вы, батенька, хватили. Миллиарды!
Федотов предполагал именно такой ответ. Предполагал, но услышав, опечалился. Налил себе легкого винца. Внимательно посмотрел в глаза каперенга. Вздохнул. На языке вертелось ядовитое: «Потому-то Россию и имеют все кому не лень». Вспомнил, как перед переносом в этот мир с экранов полились песни о необходимости прироста ВВП, и как через полгода было объявлено — прирост составил шесть процентов! Федотов иногда навещал своего учителя теоретической механики. Так получилось, что тот остался совсем один и всегда был рад общению. В тот раз Рудольф высказался с сарказмом: «Борис, поверь, пройдет года три и наш новый всенародно избранный запоет о развитии прорывных технологий. На это даже выделят денежки, да только все уйдет в песок. А почему? — пенсионер поднял свой жирный еврейский палец, — Потому, что либералы по своей природе не в состоянии созидать. На задачи, что американцы тратят миллиарды зелени, наши станут швырять по миллиону деревянных. Можешь мне поверить, распилят и глазом не моргнут, а на выходе будут пыль. Неумехи».
Сейчас Федотов наблюдал воплощение пророчества. Хотя время было обернуто вспять, но существо дела не изменялось. Эссен, вполне себе неглупый человек и помыслить не мог, что надо выделять такие средства. Локатор поиметь хотел, но… получалось «на халяву».
— А что вы хотите, господа? С грошовыми затратами получить конфетку в миллиард? Не-а, не получится. Чудес не бывает. Англия выделит миллионы и получит миллиарды отдачи, мы же… — Федотов горестно вздохнул. — Мы же будем в глухой заднице, извините за такую прозу. Зато балы и рауты…
Не окончив фразы, Борис замолчал. Чуть позже, будто вспомнив, добавил:
— Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую. Мне сдается, родись товарищ Наполеон сегодня, мы бы услышали: «Кто не хочет кормить свою науку, будет кормит чужую».
— Товарищ Наполеон, НИИ и КБ, — проскрипел Эссен. — Да вы батенька социалист, а мы, по-вашему, бессердечные сатрапы.
— Из вас сатрапы, как из меня рогатый римский папа, но Ваш царизм еще то…
Словечко «угробище» с губ не сорвалось. Все было гораздо хуже. Было произнесено: «Ваш царизм». Пропасть была показана. На душе стало пакостно.
К вечеру с Балтики нагнало облаков. Потянуло сыростью. Под стать погоде оказалась дорога до Питер. С грязью из под копыт. Посматривая по сторонам, Николай Оттович временами морщился. Было то состояние, когда мужчинам неловко смотреть друг другу в глаза. Борис вдруг увидел, что Эссен уже старик. Захотелось как-то приободрить, вселить в него толику оптимизма.